Али-баба прячет рогатку в карман. Выдернув пёрышко из хвоста убитой сороки, он гордо втыкает его в свою спортивную шапочку и, захватив с собой сороку, направляется в обратный путь.
Утреннее солнце нагрело землю. Коровы, жующие жвачку, купаются в солнечных лучах. В небе гудят самолёты. Куниберт, задрав голову, смотрит вверх. У него даже заболела шея. Но как он ни старается, как ни высматривает самолёты сквозь толстые стёкла очков, ему ничего не видно.
Али-баба не обращает внимания на самолёты. Он занят. Сорока ощипана и выпотрошена. Небольшой костёр уже горит. Али-баба решил поджарить птицу. Для этой цели он насадил её на длинный сук, который держит над костром, всё время поворачивая сороку то одним, то другим боком, чтобы она изжарилась равномерно.
Куниберт перестал искать глазами самолёт. Теперь он бродит вокруг костра.
— Послушай, а разве птицу не надо солить? — спрашивает он наконец.
— Солить? Фу-ты ну-ты! А у тебя разве есть соль? Нет? Ну, тогда обойдёмся и без неё, — отвечает Али-баба.
Сорока уже зажарена. Повар мнёт её своими грязными руками так, будто это комок глины и он собирается лепить.
— Классная сорока! Посмотри, какая она мягкая, — хвастается Али-баба.
Потом он вынимает из кармана перочинный ножик и разрезает сороку на две части. Правда, резать там особенно нечего. Сорока маленькая — ею можно разве только полакомиться.
— На-ка, попробуй!
Меньшую половину Али-баба предлагает Профессору, большую берёт себе.
Куниберт нерешительно протягивает руку.
— Разве это едят?
— Фу-ты ну-ты! Чего ты боишься! Бери. Она не кусается. И не задавай дурацких вопросов. Сорока такая же птица, как голубь или курица. Если бы тебе сейчас дали жареную курицу, ты бы небось все пальчики облизал.
С этими словами Али-баба запихивает в рот свою порцию.
— Фу ты, чёрт, как горячо, прямо огонь!
Али-баба обжёг себе язык. Он плюётся и ругается, а потом долго дует на мясо. Только удостоверившись, что оно остыло, он решается снова положить его в рот. Надо же попробовать!
— Кажется, ничего, есть можно… — Он жуёт. При этом у него такое ощущение, будто он жуёт кожу. Да, на жареную курицу это не очень похоже…
Однако Али-баба не подаёт виду, что жаркое ему не по вкусу.
У Куниберта страдальческое лицо. Он ест свою порцию так, словно это кусок клея.
— Какой странный вкус! — говорит он.
— Странный? Сам ты странный! Не валяй дурака. Правда, птица жестковата, но разве у сорок нет бабушек? Вот такую сорочью бабушку я и подстрелил. Издали-то не видно, сколько ей лет.
