Даже сейчас, спустя столько лет, передёрнулся Бобров от воспоминаний. А тогда он забился на печь, изредка выглядывая. Женьке было страшно за отца, но он боялся сказать даже слово. Всё это время, пока мать ухаживала за отцом, доносился пронзительный крик с улицы – тётка Степанида билась в истерике на крыльце их дома.
Потом, когда отец немного отошёл, задышал ровнее, мать выскочила из комнаты. Наверное, она успокоила, как могла, тётку Степаниду, крики прекратились, и Женька, подавленный, уснул на тёплой печи.
На другое утро отца отвезли в больницу, и врач, отозвав в сторону мать и Женьку, говорил тихо, что, видимо, у отца «обострился процесс», ему надо отлежаться, только время и покой нужны ему сейчас, а потом всё встанет на свои места, оклемается Иван Поликарпович.
Но лучше отцу не стало. Даже Женька мог заметить в следующий приход в больницу – было его лицо серо-пепельным, как ковыльный цвет, и мать, глядя на отца, сдерживала дыханье, точно боялась опалить его теплом.
Тётка Степанида заглядывала к ним по вечерам, устало опускалась на лавку, и Женька впервые тогда узнал, как убивает человека горе, сдавливает и растирает в порошок. Соседка точно уменьшилась в росте, усохла, как усыхает осенняя картофельная ботва. На всю жизнь запомнились её глаза: неподвижные, точно стеклянные, они отдавали ледовой синью.
Разговор каждый день у двух женщин был один: что нового слышно о Сашке и как здоровье Ивана Поликарповича? Степанида о сыне знала немногое – сидит в отделении МГБ, в красном кирпичном здании рядом с собором, но свиданья с ним не разрешают. Трактористы, товарищи Сашки, пообещали Кузьмину намять бока, если с Сашкиной головы упадёт хоть один волосок, но куда там, Кузьмин ходит героем, говорит, что он давно раскусил этого тихоню, всегда так: в тихом озере черти водятся.
Мать тоже ничего хорошего не говорила – у Ивана Поликарповича врачи не могли остановить кровотечение, он таял на глазах, ещё сильнее осунулся, нос заострился, как у мертвеца.
Верно подмечено, что жизнь состоит из приобретений и потерь, она через свои жернова перемалывает человеческие судьбы и определяет грустный баланс. Иван Поликарпович так и не поднялся. Он умер на Покров – престольный сельский праздник. Осенью долго лили дожди, на деревенских улицах стояла непролазная грязь, но буквально перед Покровом ударили морозы, жёстко схватили землю, остекленели лужи. Телега, на которой везли из больницы гроб с телом отца, громыхала, как пустая бочка, на застывшей дороге, с трудом прорезая лёд, расплёскивая мутную воду.
