Петров на меня ехидно глянул и пошёл частить: «Ты, Белов, эту манеру брось, против линии партии и правительства выступать не позволим». – «Да не выступаю я против партии и правительства, говорю, я против глупости выступаю». – «Выходит, линия – это глупость, так получается?» И к секретарю райкома Кондратьеву, что рядом помалкивая стоит, обращается: «Вот, Виталий Иванович, откуда у вас настроения в районе, гуляют, от агронома разлюбезного товарища Белова! А вы с ним миндальничаете, глазки ему, как невесте, строите…»
Вижу, секретарь райкома бледнеет, руки у него в дрожь от страха пошли, говорит с подобострастьем: «Мы, Егор Петрович, давно этот душок у товарища Белова замечаем. Вредный душок. Поправим, даю слово».
И что ты думаешь, Евгений Иванович, поправили…
На бюро райкома через неделю выложил я партбилет на стол за антикукурузные настроения, за приверженность травополью. Полгода не работал, жил впроголодь, как сурок степной… Но агронома на моё место не нашлось, смотрю, председатель кличет: «Иди, Николай Спиридонович, назад, работай потихоньку». Хороший у нас председатель был, умный, фамилия у него была Васильчиков, прямо княжеская фамилия. Говорю ему: «А не влетит тебе, Сергей Никитович?» Он отвечает: «А я тебя, Николай Спиридонович, завхозом официально по бумажке назначаю, а работать в поле будешь». Смеётся: «Знаешь такой анекдот, как зайца в лесу на должность медведя зачислили?» Ну, посмеялись, а я на «заячьей» должности года полтора числился, пока Кондратьева в область не перевели.
Пришёл другой секретарь, тот мою историю узнал и говорит: «Давайте потихоньку Белова в партии восстановим, запишем, что, учитывая, дескать, его фронтовые заслуги, участие в войне, объявить строгий выговор и на должности восстановить. А ты Белов, – это он мне, – веди себя, как мышь в подполье, пискнешь – кошка слопает».
Ну, Сергей Никитович такому исходу обрадовался, едем в бюро вместе, он заливается: «Кончилось – говорит, – твоё подпольное существование, Спиридоныч, отныне переходишь ты на легальное положение». Но я его сразу озадачил: «А вдруг Петров снова в колхоз нагрянет, тогда как?» Не робкого десятка человек Васильчиков, но тут смутился: «Правду говорил секретарь райкома, – пока потихоньку живи».
– А уехать разве нельзя было? – спросил Бобров.
– Уехать всегда можно, – усмехнулся Николай Спиридонович, – только знаешь, как поётся: «Эх, как бы не было жалко лаптей, убежал бы от жены и от детей». А мне не лаптей жалко было, а ребятишек – четыре дочки тогда подрастали – до слёз, их кормить надо. Вот так и жил на нелегальном положении семь лет, а потом Петрова поменяли и моё кукурузоотступничество позабыли.
