— А заодно привезите и обогреватель: для пожилого человека в доме слишком сыро.
— Угу.
Робби исчез. Мы с ней посмотрели из окна, как он уезжает — точно так же, как я провожал глазами Бауманна.
Нас окружала вязкая тишина. Мы тонули в ней, как в теплой глубокой воде. Я был один на один с этой женщиной в здоровенном пустом доме. При желании я мог бы кинуться на нее и завалить на пол. У меня стучало в висках.
Она повернулась и посмотрела на меня острым, как лезвие, взглядом. Щеки ее покрывал легкий розовый румянец.
— Помогите-ка мне перенести кровать в комнату для гостей, — велела она.
Опустив голову, я прошел за ней в конец коридора, Там была маленькая спальня, где пахло плесенью, как и во всех остальных помещениях. На стенах пузырились отвратные замызганные обои в цветочек.
— Кровать рядом, в кладовке. Донесем, как вы думаете?
— О чем разговор!
Тут я, как выяснилось, погорячился, потому что кровать оказалась не из универмага, обслуживающего рабочих завода «Рено», а из злого орешника толщиной с кирпич. Я здорово измучился, пока втаскивал ее в комнату с отклеенными цветочками. А втащив, повалился на матрац, отдуваясь, как тюлень. В тюрьме я изрядно заржавел, и после этого подвига у меня едва не отвалились руки.
— Устали? — спросила она.
— Немножко. В четырех стенах поневоле становишься подагриком.
— А вы умеете грамотно говорить, если захотите, — заметила она.
— Читал в камере словарь. Специально зубрил эффектные словечки. Вообще в каталажке многому можно научиться. Женщины это знают.
Я явно заинтересовал ее, а этого-то мне было и надо. Эта мания — даже, скорее, потребность — одолевала меня всякий раз, когда на горизонте возникала съедобная баба.
— Прошу прощения, — сказал я, — но не могли бы вы назвать мне свое имя?
— Эмма.
Глядя в сторону, я повторил: «Эмма». Голос мой звучал странно, дыхание участилось, но переноска тяжестей была здесь уже ни при чем.
Эмма… Имя ей шло. По мере продолжения нашего знакомства я все больше убеждался в ее абсолютной гармоничности.
Она встала передо мной, вызывающая и даже чересчур привлекательная, — пожалуй, даже слишком…
— Вам меня хочется, а? — спросила она с улыбкой.
Улыбка эта скорее напоминала хищный оскал. Ее рисовка и бравада бросались в глаза.
Я стал подыскивать подходящий ответ; мне очень не хотелось выглядеть в ее глазах тюфяком.
— Что за вопрос, — сказал я. — Вас должно хотеться всем мужчинам, достойным этого звания.
— У вас давно не было женщины?
