родственников. Дачи и участки великих делились сначала между прямыми
наследниками, потом между отпрысками наследников, и так до тех пор, пока
не теряли своей дачной привлекательности, и не превращались просто в
жилье для рабочих и служащих.
Эти уже жили здесь постоянно, возводили русские печи в летних шале,
обзаводились мелким рогатым скотом, копали огороды. На работу ездили в
Москву, благо до города рукой подать, а по выходным устраивали у пруда
гулянья с водкой, закусками и песнями под гармонь, которые часто
заканчивались мордобоем.
Новые времена здесь начались задолго до перестройки: сначала поле
между поселком и бывшей барской усадьбой облюбовали торговые
работники. Дачи директоров магазинов, товароведов и заведующих складами
до сих пор поражают своей аскетичной архитектурой. Один весовщик с
овощной базы построил себе огромный дом наподобие лабаза, всего с тремя
окнами, а продавец из Елисеевского - нечто вроде силосной башни.
Когда в поселке появились "новые русские", свободных земель по эту
сторону железной дороги уже не было, и они стали осваивать леса по ту
сторону. Их виллы с бассейнами и теннисными кортами составили как бы
отдельный поселок с тем же именем. Кто-то из местных окрестил его Санта-
Барбарой, но другим это показалось слишком сложным и они называли его
просто Новой Кирсановкой.
К тому времени только немногие аборигены имели работу в городе, а
"новые" предпочитали нанимать иногородних и даже иностранцев. Один
нефтяной король брал в охрану только китайцев, а алюминиевый магнат
уборщиц и кухарок выписывал аж с Филиппин.
Во время войны немцев остановили в десяти километрах от поселка. А
вот от безработицы и пьянства спасти его не удалось, впрочем, никто и не
спасал. Аборигены старого поселка вымирали, как во время эпидемии, на
смену им приезжали другие люди, переселенцы, беженцы и бог весть кто
еще.
Это были странные люди без роду и племени, без биографий, без имен
и даже без лиц. То есть какие-то биографии у них, конечно, были, но они
никого не интересовали, похоже, что даже самих приезжих. На вопрос "вы
чьи?" они недоуменно пожимали плечами. Имен их тоже никто не знал, да и
не хотел знать - много их тут понаехало, всех запоминать - много чести.
Одного аборигены звали Тот, Который в Кожаной Кепке, другого - Тот, Что
Заикается. А, что касается лиц, то для местных они все поначалу были на
одно лицо, как китайцы из охраны нефтяного короля.
Кое-кто, однако, был из ряда вон. Таких побаивались, и смеялись над
