Однако рядом с придворными нихонского князя французский посол выглядел бледно, невзирая на золотое шитье и несколько фунтов ваты, призванных скрыть недостатки графской фигуры – уроки д’Оревильи не пошли де Сегюру впрок. А еще он выглядел… неуместно, и секретарь вначале даже не понял, отчего ему так показалось. Только потом он сообразил: одеяния самураев все до одного являли собою вариации на общий мотив. Их объединял не только покрой и материал, не только особенные оттенки тяжелого плотного шелка, но и что-то неуловимое и древнее, до странности древнее в городе, основанном чуть больше века назад. Впрочем, нихонцы начали свой марш по островам Тихого океана куда раньше. Иначе им не удалось бы закрепиться на чужих землях достаточно прочно к тому времени, когда здесь появились большеглазые носатые пришельцы с другого края Земли.
– Чего хочет от меня этот человек? – раздраженно поинтересовался де Сегюр.
С усилием оторвав себя от раздумий, Эдмон вслушался. Приставленный к гостям лакей кое-как владел французским, однако выделить смысл из потоков размеренного, убаюкивающего щебета было нелегко.
– Просит разуться, ваша светлость, – объяснил секретарь.
Теперь он и сам заметил – по другую сторону Золотых ворот пол устилали циновки, какими здесь пользовались… да проще было сказать, к чему их не пытались приспособить нихонцы: в пищу не употребляли разве что. В преддверном зале их не было; паркет блестел, словно садовый пруд, и казалось, что из-под половиц вот-вот пошевелит губами огромный золотой карп.
– Это переходит всяческие границы! – заявил де Сегюр почти человеческим голосом.
Эдмон не стал упоминать о том, что английский посол уже миновал ворота, не погнушавшись показать нихонцам белоснежные шелковые носки. И еще несколько европейцев последовало его примеру – очевидно, при всей внешней неприязни нихонцев к гайдзинам, ко двору были допущены не только посланники иноземных держав… но додумать эту мысль он не успел.
– Я… – сдавленным голосом произнес посол, – человек терпимый.
Секретарь едва сдержался, чтобы не расхохотаться.
– Я готов снизойти к местным суевериям и нелепым обычаям. Но всему есть пределы. И, – физиономия де Сегюра налилась дурной кровью, – будь я проклят, если стану раздеваться на потеху каким-то косоглазым дикарям!
– Осмелюсь заметить, ваша светлость, – вполголоса пробормотал секретарь, – что посланники иных держав вовсе не считают подобное требование обременительным…
