Отсюда мне было слышно, как покровительница моя с нетерпеливым раздражением обратилась к французам.
Монсорбье быстро ответил:
— Мы ищем обычного конокрада, мадам, вот и все. Если вы вдруг случайно встретили на пути такого низкорослого вспыльчивого малого, этакого бойцового петушка в камзоле, который размера на два велик, и в штанах, что на размер малы, я был бы вам очень признателен, если бы вы сообщили нам.
Я не выпрыгнул из своего укрытия и не перегрыз ему глотку зубами лишь потому, что сказал себе: вчера я обошел его и тем самым унизил, и вот он теперь утешается, осыпая меня оскорблениями. Сия здравая мысль, хоть и удержала меня от весьма опрометчивого поступка, успокоения не принесла. Тон Либуссы моей теперь сделался умиротворяющим и чарующим:
— В самом деле? Уж не фон Бека ли вы разыскиваете?
— Так он себя величает, да.
— Ну так я его видела. Он, впрочем, отбыл еще ночью. Выходит, что конь его вовсе и не его! Прекрасный скакун, сударь, просто прекрасный. И такая чудесная масть. Серый в яблоках, редкой раскраски. Могу поклясться, арабских кровей.
— Свежего, значит, взял, — пробормотал Монсорбье, проглотив приманку. — В каком направлении отбыл этот разбойник, мадам?
— Я теперь уже и не припомню, сударь. Однако, у меня сложилось впечатление, что мы едем в одном направлении. Ну разумеется. Он еще что-то такое сказал… насчет какой-то опасности и что лучше ему рисковать в одиночку. Да, верно, сударь. По этой дороге, на Лозанну. И поскольку нам с вами, выходит, теперь по пути, вы, я полагаю, будете так любезны и составите нам эскорт. Хотя бы какую-то часть пути, сударь?
Эта дорога печально известна своими разбойниками.
— Мы преследуем фон Бека. — Потом Монсорбье обратился к кому-то другому, очевидно, к трактирщику. — Ты смерд… почему же ты не сказал, что он взял другого коня?
— Но я не заметил, сударь, чтобы какая — то из лошадей пропала. — Голос трактирщика дрожал. — Серый в яблоках, вы говорите, мадам? Может быть, это был конь одного из святых отцов?
Когда топот шагов затих, — вся честная компания вышла из помещения на передний двор, — я потихонечку выбрался из вонючей кладовки и осторожно выглянул в окно. Как раз в этот момент во дворе показались два швейцарских моих «рыцаря без страха и упрека», являя собою картину ходячего арсенала: грозно топорщащиеся ножны, ружья на перекрестных ремнях, куски металла и кожи, как будто налепленные наугад. Ольрик фыркнул и с вызовом уставился на Монсорбье:
