Утром, уже придя в лабораторию, я спросил у Роберта Карловича, что это было.
– Не знаю, – озабоченно сказал Роберт Карлович, – люди работают.
Что касается работающих людей, их образовалось какое-то невероятное количество. К спецслужбе банка, которая и сама по себе представляла довольно многочисленное военизированное подразделение, присоединились ребята из дружественных организаций – отечественных и зарубежных. Оно и понятно – члены-участники молодого Секвенториума всеми силами стремились защитить свои инвестиции. Нашей объединенной армией, как я понял, ведал Петров. Будучи человеком разумным, он отказался от помощи со стороны угандийских и конголезских отрядов. Но даже при этом наша дружина не всегда напоминала православное воинство. Как мне рассказал Петров впоследствии, наша армия была разбита на небольшие отряды – тройки, позже пятерки и даже десятки, в каждую из которых входил представитель коренной московской национальности. Русский отнюдь не всегда был командиром отряда и зачастую просто выполнял функции переводчика и, я бы сказал, дипломата. Основной его задачей было объяснить милиционерам, активно желающим проверить регистрацию у лиц явно не московской национальности, что с ними, милиционерами, произойдет прямо сейчас, если они не исчезнут за линией горизонта. При этом милиционерам демонстрировались удостоверения, после ознакомления с которыми, охотничий инстинкт покидал их и возвращался очень нескоро. Я надеюсь, во всяком случае, что нескоро. Документами абсолютно, кстати, подлинными, снабдил наших ребят Петров.
Что за секвенция меня разбудила ночью так и не выяснилось. Оттого было как-то беспокойно. Роберт Карлович предположил, что ароматическая нота, которую я запомнил еще с превращения нашего золота в свинец, является признаком неизвестной пентаграммы, и мы продолжили нашу работу.
В районе второго дневного ланча появился Петров. Негромко поговорил о чём-то с Робертом Карловичем и прорычал, обращаясь уже ко мне:
– Ну что, Траутман, что решил? Ужом презренным будешь ты или гордым соколом?
Я поднялся с кресла, подошел к Петрову и, глядя ему прямо в глаза, спросил:
– Петров, знаешь, кто ты?
– Кто? – с веселым любопытством повторил Петров.
– Ты коварный манипулятор, играющий на серебряных струнах моей нежной души, вот кто, – твердым голосом произнес я и добавил, – будь добр, подготовь всё, чтобы я успел принести клятву в случае штурма.
– Хороший мальчик, правда? – спросил Петров, обращаясь к Роберту Карловичу.
