– Меня, в первую очередь, это печалит и возмущает, – с достоинством ответил я. – Но и удивляет тоже. А ты знаешь, почему?
– Сейчас и ты узнаешь, – пообещал Петров и очень сжато изложил следующее:
Рецепт замораживания на три года всех секвенций широко известен. Широко известен в узких кругах, понятное дело. В этом рецепте в качестве элемента должен принимать участие граспер. Граспер, находящийся в трезвом уме и здравой памяти, или, наоборот, в здравом уме и трезвой памяти. Одним словом, бодрствующий, не обдолбанный наркотиками и не пьяный. В качестве элемента граспер возникает ближе к завершению секвенции. Никто его не обижает и не мучает, но при исполнении завершающего события, он засыпает вместе с секвенциями. И никогда уже, в отличие от них, не проснется.
– Догадался, Траутман? – прорычал Петров, – ведь догадался же!
– Нет, – сухо ответил я. Вроде бы человек выказывает уверенность в моей прозорливости, а получается как-то обидно.
– Траутман, – загрохотал Петров, – каждый граспер приносит нерушимое обещание, что не будет участвовать в этом бесовстве. И начинается это обещание словами «я обещаю, что перестану дышать», – соображаешь теперь?
Я начал соображать и довольно быстро сообразил, что под «бесовством» Петров имел в виду секвенцию безразличия. И что, если граспер пообещал умереть, когда его привлекут к участию в этой секвенции, он полностью теряет всякий интерес для медведей. Ну, может, не полностью. Но удушить его могут только из соображений мелкой мстительности, а, не преследуя великую цель. То есть достаточно принести соответствующее нерушимое обещание и проинформировать об этом медведей, и они от меня навсегда отвяжутся!
– А почему вы мне не подсказали? – мой вопрос относился уже не к Петрову, а к наставнику.
– Видите ли, Андрей, – очень интеллигентным голосом начал Роберт Карлович. Я напрягся. За такими тоном и формулировкой должна последовать ложь или еще какая-то гадость. – Всё имеет свою цену, – продолжал мой наставник, – точнее, за всё надо платить. Грасперы, принесшие эту клятву, теряют возможность анализировать сработавшую секвенцию и навсегда теряют свой словарь элементов.
– Ну и ладно! – кажется, мой голос звучал слишком запальчиво и громко, – я буду продолжать изучать секвенции, всё равно что-то от граспера у меня останется – я буду ощущать то, чего не ощущают другие люди, например, вы. Зато, я не буду постоянно чувствовать себя мишенью.
Я еще довольно долго что-то говорил, обращаясь то к одному старику, то к другому. А они сидели и просто молча на меня смотрели.
