В долинку первым спустился Слава, за ним Теха, последним Щепа. Присев за камнями, оглядевшись, они, не разгибаясь, кинулись к той узкой расщелине, куда вели следы от возка. Бежать внаклонку пришлось еще метров двести. Сверху это расстояние не выглядело таким большим. Опять присели за кустами. Отдышались. Еще один рывок до следующих камней. До входа в ущелье осталось метров пятьдесят, когда Теха, оглянулся, ойкнул и, споткнувшись, кубарем полетел на землю. Слава выпрямился, развернулся — выродок крокодильего племени, оказывается, уже спешил к ним. Бежал, превращаясь на ходу, обратно, в полуволка-полуящерицу. Удлинялись чешуи, превращаясь в иглы — короткие по бокам и стоящие гребнем по хребту, точно у дикобраза. Морда принимала прежние очертания. Сверкнули загнутые клыки. Лапы подобрались под брюхо, туловище приподнялось над землей. При этом скорость бега бестии, стремительно нарастала. Времени Слава хватило лишь на то, чтобы выхватить меч из ножен. Но повторного чуда не произошло — он чувствовал, что клинок пляшет в руке, ладонь взмокла и скользит по рукояти, ноги разъезжаться по щебню. Он увидел себя, как будто со стороны, сверху — жалкий оборванный, грязный и мокрый человечек, с нелепой железякой в руках, которой он пытается противостоять прирожденному убийце — сильному, ловкому и беспощадному. Уж не лучше ли бросить бесполезный меч под ноги, самому лечь рядом, чтобы дать возможность этой твари убить себя как можно быстрее?..
Солнечный свет, отразившись от клинка, породил всполох красок. И словно что-то укололо в сердце. Сердце, в ответ, встрепенулось, забилось чаще. В мир вернулись запахи и звуки, а в тело уверенность. "Чего собственно, я так испугался? Тот первый монстр, был куда как круче и здоровей, и ничего, справился".
Тварь, резко затормозила, словно почувствовала, что человек перестал ее бояться. Или вид оружия, что-то ей напомнил, и она опасалась бросаться с ходу, поджидая товарок. А может, просто подумала, что человечкам теперь некуда деться и можно поиграться с ними, как кошке с мышками. Во всяком случае, теперь она не спешила. Не торопясь, двигалась к Славе, волоча игольчатый хвост, и чуть раскачиваясь, из стороны в сторону, при каждом шаге. Размерами бестия не превосходила крупного волка. Она не рычала, а скорее стонала — низко, гортанно. Иногда этот стон переходил в шипение, а потом снова возвращался к горловому звучанию.
Единственное, чего Слава опасался в этот момент — чтобы ноги не поскользнулись на сыпучем щебне. Упадешь и конец, встать уже не успеешь! Угрожая твари мечем, который держал перед собой двумя руками, он отступал, пятился, пятился, надеясь на то, что, в конце концов, не упрется спиной в гладкую стену, что двигается в правильном направлении.
