Когда он проснулся, Катя уже встала.
— Вот иногда смотрю я на тебя, Николай и… аж мурашки по спине, — говорила она, сладко потягиваясь. — Вроде это не ты, понимаешь?
— Это потому, что знала меня только пьющего.
— Да не в этом дело… Я раньше никогда не видела, чтобы ты что-то читал, чтобы просто сидел и о чем-то думал, а слова ты порой говоришь такие, что я не только от тебя, — ни от кого их не слышала!
— Например? — спросил он.
— Я что, их запоминаю? Делать мне больше нечего… А вот сейчас ты во сне разговаривал.
— Ну, это с каждым бывает.
— Погоди, я главного не сказала: ты не по-русски разговаривал, по-иностранному!
— Кать, не выдумывай, — он пробовал обратить все в шутку.
— А чего мне врать-то? — обиделась она. — Мы люди хоть и темные, но телевизор смотрим: говорю тебе, по-иностранному шпрехал! Да так легко, словно он у тебя родной… Свихнусь я с тобой, Колька: подменили мне мужика!
Петр Сергеевич стал рассказывать ей про разговор с несуществующим врачом: тот будто бы предупреждал, что при столь серьезной травме головы возможны любые неожиданности. Одно теряешь, другое приобретаешь. Ванга вон вообще ослепла, но зато дар предвидения обрела.
— Но ты же не ослеп, — возразила Катя. — Хотя глаза у тебя стали другими. И взгляд… Ты вообще почти все теперь делаешь не так, как раньше. Извини, но даже трахаться разучился.
Эту оплошность нужно было ликвидировать срочно, рисковать столь неожиданно обретенной сексуальной гармонией Петр Сергеевич не мог и не хотел. Он пытался выведать у Катерины суть проблемы и то, что именно он “разучился” делать, но она и сама не могла точно сформулировать. К тому же ей почему-то неловко было об этом говорить прямо и откровенно, без экивоков.
— Без чего? — переспросила она.
— Ну, я так понимаю, что стал недостаточно агрессивен, жесток… Слушай, может, мне опять тебя начать бить — ну, перед тем как в постель ложиться?
— Я тебе ударю, козел! — вполне ласково отозвалась та. — Хотя, знаешь, ты после этого меня так любил, таким был ненасытным и страстным, что я, дура, тебя всегда прощала.
Нет, этот путь был заказан, подумал Петр Сергеевич. Он в жизни никогда никого не бил, а уж поднять руку на женщину — даже в самых благих целях и по ее подспудному желанию, — не смог бы никогда!.. Азбучные же истины о том, что все человеческие желания — а сексуальные особенно! — формируются в мозгу, вызвали у Катерины приступ хохота.
— Коль, я понимаю, что у тебя проблемы, но за дурочку-то меня держать не нужно! — говорила она. — И чего только мужики не придумают ради отмазки: мой про какую-то радиацию трындит, а ты уши с яйцами перепутал, — и ведь не расскажешь никому, засмеют.
