Даже фокстерьерша Зайка – единственное существо, делившее ее одиночество, – вдруг забеспокоилась, вскочила со своего коврика и принялась кружить по квартире, тоскливо поскуливая и словно не находя себе места.
– Зая, Зая, ну что с тобой? – ласково уговаривала ее хозяйка, поглаживая жесткую кудрявую шерстку. – Успокойся, пожалуйста!
Но собака еще долго не унималась и успокоилась, только когда Светлана Карловна скрепя сердце позволила ей запрыгнуть на кровать. Обычно собачке доступ туда был строго запрещен, но сейчас пожилая женщина сама хотела почувствовать рядом тепло живого существа.
– Ну ладно, так и быть, иди сюда…
Несколько секунд собачка смотрела на хозяйку, потешно приподняв правое ухо и словно бы не веря своему счастью.
– Давай-давай! Можно!
Зайка наконец поняла, что ее не станут ругать и сбрасывать обратно на пол. Она пулей запрыгнула на постель, словно боясь, что хозяйка передумает, и через несколько минут уже мирно посапывала у нее в ногах.
А Светлане Карловне все не спалось. Ровное дыхание собачки, доверчиво устроившейся рядом, немного успокоило ее, и все же… Возраст, наверное, дает себя знать. Как говорила когда-то ее бабушка, «у стариков ночи долгие».
Женщина вздохнула. От уголка глаза по сухой морщинистой щеке покатилась слеза – одна-единственная. Тяжела, почти невыносима бессонница в лунную ночь, когда приходят самые грустные, безнадежные мысли и ранящие душу воспоминания, которые днем прячутся за суетой обыденных дел…
Ведь когда-то и она была молода! Любила, мечтала о счастье, о семье, а совсем не о такой старости – пусть опрятной, интеллигентной, но бесконечно одинокой.
Кто знает, если бы студент политеха Митя Сосновский не был арестован еще в шестьдесят восьмом за сочувствие Пражской весне, и для нее все могло бы сложиться по-другому! Но мальчик, которому было суждено стать ее единственной любовью, сгинул в мордовских лагерях, и юная тогда еще Света Вишневецкая осталась одна. «Несовременная», «странная» – говорили про нее друзья и родные… Наверное, так и было. Может быть, в ней возродился гордый и мятежный дух бабушки Софьи Адамовны, которая так и осталась навсегда верна своему Яношу, расстрелянному в Катыни? Была в ней настоящая шляхетская гордость – ненужная, старомодная, даже нелепая, как деревянная раскрашенная фигурка Богоматери, перед которой бабушка всегда истово молилась по утрам. Она умерла, когда Света была еще маленькой, и все же ей казалось, что бабушка ее поняла бы непременно.
