Подобного раньше Шайен не переживала — ничего похожего: она словно оказалась в центре урагана.
«Никогда прежде я не испытывала к мужчине чего-нибудь такого. От его ласк я становлюсь сама не своя. Прекрасное чувство. Полагаю, он — тот, кого я так долго ждала».
Эти слова — слова ее матушки — молнией пронеслись в мозгу Шайен. Они разом разрушили всю романтику.
Трясущаяся, сбитая с толку, она откинула голову назад. Руки ее по-прежнему лежали на плечах Гранта.
— Кажется, здесь становится душно.
Так же думал и он. Во всяком случае, только эту мысль он вычленил из смутного, горячего потока сознания.
— Можно пройти в более прохладное место.
Грант поцеловал ее в шею один раз, второй, третий.
У нее кружилась голова. Ей страстно хотелось быть любимой, даже дыхание перехватило. Но когда-то давно Шайен дала себе слово, поклялась: никогда не пойдет она по стопам матери, никогда не отдаст свое сердце мужчине, если тот не полюбит ее. И отдастся ему лишь тогда, когда их свяжут узы не на одну ночь, а на всю жизнь.
А Грант и слова не произнес о чем-то таком.
— Мы можем остаться тут и поостыть, — прошептала она.
— Полагаю, это невозможно.
Небывалый жар разлился по его телу. И судя по краске смущения на щеках и учащенному дыханию, она тоже разгорячилась.
Однако он приметил в ее глазах сомнение, увидел, что она ведет борьбу сама с собой. И оттого, что и с ним происходило нечто ранее им не изведанное и это его состояние внушало ему беспокойство, Грант быстро сдался: неизвестно, куда заведут его собственные чувства.
Будь на ее месте другая женщина, он бы еще немного поуговаривал и продолжил бы начатую игру. Вместо этого он, подняв руки, отступил.
— Хорошо, хорошо. Я ни разу еще не принуждал женщину и впредь не буду. Хотя, черт подери, женщина, — хриплым шепотом прибавил он, запустив ладонь в ее волосы, — ты и вправду можешь зажечь во мне желание взять тебя силой.
Глубоко вздохнув, Грант совладал с собой. Обессиленно откинувшись на софу, он повернул голову в ее сторону:
— Поправьте меня, если я ошибаюсь: вы жаждете меня так же, как и я вас?
Боже, да сможет ли она когда-нибудь отдышаться? Ей нельзя смотреть на него. Только не сейчас. Стоит ей заглянуть в его глаза, бросить взор на его губы, и капитуляция будет неизбежной. Не перед ним, а перед собственным ее желанием. Вот что по-настоящему приводило ее в ужас.
— Не знаю, — ответила она. — Как сильно вы желаете меня?
Он что, неверно о ней судил? Гнев, что так сродни иным чувствам, вспыхнув мгновенно, прорвался наружу:
