И я узнаю.
Пилила здесь лес бригада леспромхоза, что котлован под будущее море очищает. Вон сколько поснесли, и ничего, а тут наши бородачи вроде спасовали. Поглядели. Березка. Вздохнули. Потому как многие с запада понаехали, от этих березок. И чего-то так начали они пилить, что минули ее, не сговариваясь, и пошли дальше. Мол, хоть не мы, сучкорубы все равно прикончат.
А там половина баб, усталых, крикливых и в штанах. Наткнулись, постояли, почему-то примолкли. Потом по-хозяйски ветки от ствола отгребли, чтобы весною солнце до корней достало. И двинулись дальше, только минуту постояли. Индевелые, платок поверх шапки по глаза увязан. Да ватники. А березка — словно небо сеет сквозь себя. Удивительная красота! Да ведь будут трактора лес возить, все равно сомнут.
Трелевочный трактор узколоб, два глаза равнодушно вперед глядят. Тракторист черен от соляры да мороза. От холода на лицо словно густая сетка легла. Посмотрел тракторист на березку и сощурился, словно его встречная машина ослепила. И удивился и сказал вдруг: «Ох ты, доченька!» А трактор в это время изгиб на дороге сделал. Посмотрел он назад: идут следом другие машины по его загибу, вот наделал дел. И березка стоит — боже мой, до чего же она приятная, березка эта! Жаль, но остатки будут жечь, спалят. Точно. А тут девчонки песни заорали. Дымище кругом. По лицу у них сажа. Посмотрели, березка стоит. Развели огни подальше. Посидели. Посмотрели. Дым да грязный снег за спиной. А тут березка стоит. Удивительно. Отогрелись, пошли дальше. Опять оглянулись. Даже песню петь захотелось. Вот и вся история.
