Димка проводил Васянку за ворота и хотел уже задвинуть засов, но что-то его остановило, и он снова выглянул — мальчишка, сгорбившись, стоял у палисадника, только глаза блестели.
— А ты чего домой не идешь? — прошептал Димка. — Боишься? Пойдем, я с ним поговорю.
Мальчик испуганно отскочил.
— Да я по-хорошему поговорю.
Мальчик молчал.
— Ну, так что, скажи?
— Он там сяс бабу трахает... Как приехала, сразки мамкин любимый халат надела, проститутка солилецкая.
Эту ночь Димка спал с Васянкой. Отец его даже не искал. Димка вспомнил благодаря Васянке и свои детские вопросы.
— Дядь Федь, а я вас ночью не пинал? — спрашивал он.
— Не, ты проснулся ногами там, куда головой ложился…
В обед, когда провожал мальчика к общему плетню, Димка с удивлением обнаружил хибарку, которая оказалась вполне еще сносной банькой — стояла себе, пригорюнившись в углу сада. Внутри холодно, как в подземелье, и, несмотря на то, что она долгое время не топилась, в ней остро и сладко пахнет дымом. Димка вставил выбитое стекло, замесил глину с соломой, замазал щели в досках и обнажившуюся кое-где дранку стен; подложил кирпичи под просевший чугунный котел, затопил и едва не угорел, потому что баня топилась “по-черному”.
Котел нагревался, вздрагивал и громко щелкал, будто лед на реке тронулся. Из щелей печи вырывался свет и дрожал тонким столбиком в стекле бутыли, стоящей глубоко в темном углу.
Димка еще немного собрал дров в саду. Потом покурил. Яблони старые, некоторые оперлись на рогатульки костылей, ни на одной не было плодов. Он знал, что это от женской усталости. Он уже привык, что когда не задумывается, то в нем появлялись несвойственные ему наблюдения, мысли, открытия и особая деревенская ловкость в руках.
Баня нагрелась быстро. Дед капризничал и не хотел идти мыться. Димка отнес его на руках. Раздел и усадил на полку, налил воды в тазик.
— В сорок втором году, я ишош совсем молодой. Нас в баню завели, а там, барбер — и мужики и бабы, — вдруг вспомнил он. — Я ут так индэ закрылся, а они меня по рукам били, ты ще мол, мойся давай...
— Да, мойся, мойся, дед!
Димка пошел за бельем, и, пока не было деда, встряхнул и стал перестилать его лежбище. В разных углах нар были спрятаны мешочки с сухарями. Димка не тронул их, покурил, шел назад и слышал, что дед все продолжает рассказывать.
— Да, бабай, да…
Димка облил его водой и намылил с головы до ног, тер и снова обливал, а дед даже не закрывал глаз, смотрел пусто и безучастно. Страшно было смотреть на эти корявые руки и разбитые ступни, которыми прирастала великая империя.
