Только когда они вышли на улицу и сели на скамейку, Рудольфо заговорил. В коридорной дипломатии родился компромисс.
“Да, мы можем там участвовать, — произнес он наконец. — Но при одном условии. Они хотят, чтобы я с русским послом сплясал перед Главной Ассамблеей казачок. И потом мы вместе должны воскликнуть, что Россия
и Эстония — друзья!”
“Ой-ой-ой, — озабоченно покачал головой Орвел. — А вы хоть умеете танцевать казачок?”
“Разумеется, — ответил шеф небрежно. — Я научился этому еще мальчишкой, когда наша семья в Сибири жила. Этому великолепному танцу научил меня начальник местного особого отдела, который постоянно ходил
к моей матери в гости, в надежде что-нибудь разнюхать о связи моего отца
с израильской разведкой”.
“Это черт знает что, — возмущался Екабс. — Почему именно казачок? Почему вы вместе не могли бы станцевать, например, каэраяан? Или оба танца по очереди? А еще лучше рейнскую польку, энглиску или падеспань, потому что это было бы нейтрально?”
“Да, — вздохнул шеф. — Русские утверждают, что каэраяан слишком трудно разучить. И наши друзья, сильные мира сего, дали недвусмысленно понять, что мы должны учитывать реально сложившуюся ситуацию в мировой танцевальной практике”.
После обеда Фабиан, Екабс, Андерсон и Орвел тихонько проскользнули в зал Главной Ассамблеи на балкон прямо под кабинами переводчиков
и наблюдали представление в качестве зрителей. Рудольфо блестяще справился с казачком. Он танцевал с улыбкой, изображал “веревочку”, “гармошку”, плясал вприсядку и прихлопывал рукой по подошве.
То же самое делали руководители Латвийской и Литовской миссий, хотя скорее символически, ведь они не были профессиональными танцорами,
а прежде всего — борцами за свободу.
Поскольку в тот же день был национальный праздник Латвии, то их представительство организовало перед прощальным банкетом небольшой прием, куда, естественно, пригласили эстонцев и литовцев. Латыши, между прочим, жили с ними в одном отеле, но для приема арендовали помещение в местной библиотеке. Там был и граммофон. Для начала хрупкая девушка сыграла на скрипке латышский гимн. Затем произносили речи и пели веселые песни. Рудольфо и Фабиан, Екабс и Орвел спели первый куплет из латышской народной песни “Петушок”, единственное, что они знали. Андерсон не знал и этого, потому что был молод, в его школьном песеннике уже не было таких песен. Но звучный баритон шефа разносился далеко вокруг:
“Утром, когда солнышко золотит лужок, будит меня песенкой петушок. Ты меня пораньше, петушок, буди, громче свою песенку заводи!”
