Но представителем власти? Спасибо, нет. Правда, в ранней молодости он хотел стать президентом Америки. Так это же должность высокого полета и притом в нормальной стране.
Но в нынешнем переходном извращенном обществе? Во всяком случае, никак не мелким начальником местного значения. Если уж кем-то быть, то инквизитором или даже порочным главарем КГБ, все-таки поражает воображение. Кроме того, огромная амплитуда между каждодневными муками совести и большими пороками подогревала бы фантазию.
Фабиан знал, что власть — это власть, где бы она ни была. Власть не над вещами, а над людьми. Жуткая штука — эта власть! Фабиан не мог забыть, как однажды давным-давно ему позвонил заведующий отделом горкома партии и похвалил за какую-то опубликованную вещицу. По словам сидящего напротив него коллеги, Фабиан покраснел. Ему было приятно.
И до чего стало стыдно! Это, наверное, похоже на оргазм изнасилованной женщины.
Тогда он понял, почему члены номенклатуры так редко cваливают за границу, хотя в бытовом смысле даже мелкий чиновник жил там лучше них. Важно не абсолютное, а относительное благополучие. Власть, власть, власть.
“Скажи честно, тебя и впрямь власть не привлекает?” — спросил его один знакомый, работавший в аппарате творческого союза.
“Честно, нет”, — ответил Фабиан, немного подумав.
“Не заливай”, — засмеялся друг недоверчиво, решив, что Фабиан либо лопух, либо — что вероятнее всего — хитрит, то есть хочет усыпить бдительность других, чтобы самому — гоп! и заскочить эдаким ловким прыжком на высокую ветвь власти.
Но Фабиан не врал даже в эту минуту, когда у него была власть над восемью человеками, он хотя и испытывал смешанное с ужасом удовольствие, но сбежал оттуда сразу же, как только предоставилась такая возможность.
Ему нравилась свобода, но не на “высоком уровне”, в идеале, как всем романтическим поэтам, а очень лично, по-будничному, он хотел быть свободным от неприятностей и удовольствий. Делать то, что душа пожелает. Это, конечно, означало, что он хотел быть свободным и от власти.
2. Честь нации? Языковой вопрос?
Многие его друзья и знакомые, узнав, что Фабиан поступил на службу во Дворец, не переставали изумляться. Они подумали, что Фабиан решил великодушно пожертвовать собой в интересах нации и подставить свое плечо, пока не вырастут новые профессиональные кадры.
Это был не точный диагноз.
Конечно, он не собирался посыпать свою голову пеплом и делать себя хуже, чем он был на самом деле. Разумеется, он испытывал потребность
в национальной независимости и государственной самостоятельности, как большинство людей, которым не посчастливилось вырасти в свободном мире, в котором не существует строгих предписаний о выезде за границу, рекомендаций компартии и прочих глупостей.
