Их щеки начинали гореть, им в смутной тоске припоминались молодость и душевные порывы, несомненно, в них жившие, но подавленные из соображений карьеры.
Благодаря чрезвычайно многосторонней подготовке Рудольфо его репертуар был неисчерпаем. По сути, это даже нельзя было назвать репертуаром, ибо он предполагает лишь точно фиксированное воспроизведение танцев. Однако Рудольфо редко использовал четко очерченные традицией танцы, во всяком случае не в полном объеме. Он предпочитал импровизировать, опираясь на свой богатый арсенал, на какую-нибудь тему, используя разные танцевальные стили как во временном, так и в социальном смысле, находя таким образом для каждого конкретного момента соответствующее движение, хореографический эквивалент.
Например, он мог под-танцевать, от-танцевать, с-танцевать так, что в этом можно было прочитать “да” или “нет”, а при желании и то и другое. Он мог танцем увести мысли собеседника в сторону, так, чтобы тот забыл свое недовольство или расхождение во мнениях, а мог станцевать и так, что
у собеседника пропадало желание говорить о предполагаемой дискриминации национальных меньшинств в Эстонии. Говорили, что шеф может выразить танцем даже категорический императив Канта и формулу Е=mc2.
То, что такой чистопородный и рафинированный феномен встретился здесь, в забытом богом и цивилизацией месте, на угро-финской обочине, приводило европейцев в умиление. Вдобавок к хорошей международной репутации это приносило Эстонии конкретную пользу. Шеф уже натанцевал для береговой охраны три глубоководные бомбы, чтобы взорвать русские подводные лодки, если те подкрадутся к эстонским берегам с разведывательной целью, и четыре водолазных костюма, в которых пограничники могли бы опуститься на морское дно, чтобы поднять наверх обломки разбитой русской подводной лодки и выставить их на обозрение в Музее воинской славы.
Благодаря танцу он вернул Эстонию в солидные международные организации, такие, как Круглый Стол Солистов, Анатолийский Диван и Братство Белого Ключа. Это, как мы знаем, институции, которые предъявляют к своим членам весьма высокие требования, особенно по части прав человека.
Среди знатоков такие постановки ценились особенно высоко. К сожалению, редко случалось, чтобы сам шеф как-то их отмечал. Например, он не придерживался системы Фейе, считая ее слишком неточной. Он довольно тщательно изучал лабанотацию (систему Лабана), при помощи которой, как известно, можно было фиксировать абсолютно любую движущуюся картинку, в том числе бокс и уборку опавшей листвы, но она показалась ему тяжеловесной и требующей много времени, которого у шефа было еще меньше, чем раньше. О чем стоило сожалеть, ибо Рудольфо действительно вышел теперь на международную арену, что вдохновляло его на чрезвычайно интересные движения.
