— Разумеется, сэр, — начал Аллейн, стараясь говорить как можно мягче и убедительнее, — если вы столь достойного происхождения, то и вести себя должны достойно. Я совершенно уверен, что вы в отношении этой дамы только пошутили и теперь разрешите ей покинуть ваши владения или одной, или в моем обществе, если ей понадобится в лесу провожатый. Что касается происхождения, то мне гордыня не подобает, и то, что вы сказали о клириках, справедливо, но все же правда состоит в том, что я не менее достойного происхождения, чем вы.
— Собака! — зарычал разъяренный сокман. — На всем юге нет ни одного человека, кто бы мог приравнять себя ко мне!
— И все же я могу, — возразил Аллейн, улыбаясь, — потому что я также сын сокмана Эдрика, я прямой потомок тана Годфри и единственной дочери Алюрика из Брокенхерста. Бесспорно, милый брат, — продолжал он, протягивая руку, — ты будешь приветствовать меня теперь теплее. Ведь осталось всего две ветви на этом старом-престаром сакском стволе.
Но старший брат с проклятием оттолкнул протянутую руку, и по его искаженному яростью лицу скользнуло выражение коварства и ненависти.
— Значит, ты и есть тот молокосос из Болье, — сказал он. — Я должен был догадаться раньше по твоему елейному лицу и подхалимским разговорам, тебя, видно, заездили монахи, и ты слишком труслив в душе, чтобы ответить резкостью на резкость. У твоего отца, бритоголовый, несмотря на все его ошибки, все же было сердце мужчины; и в дни его гнева немногие решались смотреть ему в глаза. А ты!.. Взгляни, крыса, на тот луг, где пасутся коровы, и вон на тот, подальше, и на фруктовый сад возле самой церкви. Известно ли тебе, что все это выжали из твоего умирающего отца жадные попы как плату за твое воспитание в монастыре? Я, сокман, лишен моих земель, чтобы ты мог сюсюкать по-латыни и есть хлеб, ради которого пальцем не шевельнул. Сначала ты ограбил меня, а теперь являешься ко мне и начинаешь проповедовать и хнычешь и, может быть, присматриваешь еще одно поле для своих преподобных друзей. Мошенник! Да я на тебя свору собак спущу! А пока — сойди с моей дороги, чтобы я тебя в порошок не стер.
С этими словами он бросился вперед, отшвырнул юношу и снова схватил женщину за руку. Но Аллейн, быстро, как молодой охотничий пес, кинулся к ней на помощь, схватил за другую руку и поднял окованную железом палку.
— Говори что хочешь, — процедил он сквозь зубы, — может быть, я ничего лучшего и не заслужил, но клянусь надеждой на спасение моей души, что сломаю тебе руку, если ты не отпустишь девушку.
