Сейчас Рамона завершала свою работу над пирожным под названием «Страсть», и надо же боксер уставился именно на него. Рамона вообще-то не боялась собак, они к ней всегда хорошо относились. Но эта собака — французская. Дело не в том, что боксер наверняка не понимает по-английски, а она неважно говорит по-французски. Дело в другом. Один великий человек изрек весьма многозначительную фразу: если бы я не был человеком, я хотел бы быть парижской собакой.
Сначала Рамона удивилась, но потом, наблюдая за парижской жизнью, поняла глубинный смысл этой фразы. В ней заключено не столько благоговейное отношение француза к собаке, сколько собаки к французу. Еще бы — на два миллиона жителей малого Парижа — двести тысяч собак, которые к каждому вечеру устилают асфальт улиц шестнадцатью тоннами дерьма, тем самым создавая дополнительные рабочие места для людей. Стало быть, если эти отношения строятся на равных, тогда она совершенно правильно расценила очень мужской взгляд боксера: «Я хочу. Ты должна отдать».
Не-ет, больше она ничего не должна никакому мужчине. С нее хватит.
Наконец Рамона отправила в рот последний кусочек «Страсти», и пес деланно равнодушно отвернулся — мол, а я и не хотел. Но, ясное дело, это игра, опять-таки очень мужская игра. Пес почуял, что из кондитерской наконец выплывает его мадам, и неспешно направился к ней. Теперь на нее он будет смотреть страстными глазами, причем наверняка не безответно. Она, конечно, купила на его долю «Страсти» и чего-то такого же, очень парижского.
Рамона с облегчением откинулась на спинку удобного стула и посмотрела туда, где между домами, украшенными лепниной, освещенная дневным солнцем высилась Эйфелева башня.
Зачем она приехала в Париж на этот раз? Она отпила чаю из чашки, и ей стало смешно.
Она приехала… мстить.
Рамона залпом допила остывший чай, скользнула взглядом по незнакомцу, который подошел к телефону-автомату напротив входа в кондитерскую, и снял трубку. Он переминался с ноги на ногу, словно очень спешил или почему-то нервничал, и Рамона испытала злорадное удовольствие — наверняка звонит женщине, а ее нет…
Так кому она собралась мстить? Всему миру! Своему мужу! Самой себе!
Странное место для исполнения такого желания? Париж — город, в котором даже самые обычные домохозяйки, отправляясь в булочную за неизменными багетами, благоухают духами, а ветерок начальных дней октября купает всех подряд в совершенно летнем сладковатом аромате самшита.
