Там и сям возвращались группы воинов со своей кровавой работы. Среди них был и Тауазуота.
Долго смотрел он на то место, где стояло его жилище: оно исчезло, а с ним и вся его семья! О, прекрасная страна предков! Он знал, что расстаётся с ней навсегда, так как белые захватят её. Печальным голосом запел он песню в честь духов, помолился Великой Тайне и старался оправдать свой поступок тем, что стрелял только по обязанности. Этот поступок не покрыл его славой. Он не может хвалиться им, как геройским подвигом, он не получит за него орлиного пера. Мысль, что он застрелил беззащитного, невооружённого человека, не давала ему покоя.
Тауазуота пошёл по широкому следу убегавшей толпы соплеменников и через несколько часов добрался до лагеря. Там не слышно было военных песен, не было танцев, как это обычно бывает после битв. Всюду царило мёртвое молчание. Даже собаки, и те лишь чуть-чуть залаяли, когда он подошёл к палаткам. Все находились под тяжёлым впечатлением от ужасной резни.
Тауазуота спросил про жену и двух маленьких сыновей, которых он уже учил следовать по славным стопам отца. Ему указали на палатку матери.
– Сын мой, сын мой, что ты наделал? – воскликнула мать, увидев его. – Иди сюда, иди! Поедим ещё раз вместе: у меня предчувствие, что мы поедим с тобой в последний раз. Ах, что ты наделал!
Тауазуота молча вошёл в палатку свой матери-вдовы, и три сестры предложили ему занять почётное место.
– Мать, не брани нашего старшего брата. Не забудь, что он был первым воином вождя. Если бы он не послушался его приказа, его назвали бы трусом. А этого он не смог бы перенести!
Тауазуоте дали поесть. Он проглотил несколько кусков и вернул миску.
– Ты ещё не сказала мне, где моя жена и дети, – проговорил он с глубоким вздохом.
– Ах, сын мой, сын мой! Придётся мне опечалить тебя! Я не хотела говорить тебе об этом, пока ты не поел. Её мать увела их всех в Фарибо – к белым! Я не могла убедить её дождаться твоего возвращения. Их семья любит белых: они перешли в их веру! – с плачем проговорила старуха.
– Мать моя, я слишком горд, чтобы покинуть своё племя и жить теперь с женой среди белых. Пусть мой зять в моих интересах лжёт и уверяет, что мои руки не запятнаны кровью. Духи тех, кто погиб сегодня, упрекали бы меня, и эти упрёки были бы справедливы. Нет, теперь я обязан до самой смерти воевать с белыми. Но прежде, чем уйти, я хочу ещё раз увидеть сыновей.
Тауазуота вышел от матери и быстрым шагом направился к палатке старейшин, чтобы поговорить с Канги. Он натянул на себя покрывало и спрятал под ним оружие. Зоркий глаз вождя сразу подметил строгое выражение лица гостя, и он первым повёл речь:
