А то вдруг забирала тоска, голову стягивали обручем тяжелые думы: жив ли уж Василий, не вдова ли она, не стал ли ее Сашенька сиротой?.. Унять эти думы было нелегко. Они уносили Ольгу на заставу, но не на ту, объятую тишиной, где она жила больше года, а на заставу тревожного военного утра — с грохотом, с пожаром. В эти минуты ей виделся Василий неласковым, отчужденным. Она же знала, что он не такой, и старалась представить его всегдашним — добрым и смешливым. Тоска от этого сильней сжимала сердце, и, не будь рядом Ирины, Ольга не раз нарыдалась бы. А у Ирины своя боль. Несравнимая. Мужество ее заставляло Ольгу сдерживать себя, не падать духом. Только о другом она не догадывалась: Ирина всеми силами берегла ее покой. Так они, не сговариваясь, не показывая виду, обе заботились друг о друге.
Уже было съедено содержимое узелка, приготовленного путевым обходчиком в дорогу Ольге, сменяны на продукты Васины часы, издержаны деньги — иногда удавалось кое-что купить из съестного. Был потерян счет дням. А дорога все не кончалась…
Их состав из разнобойного товарняка стоял на дальних путях станции Всполье. Занималось раннее утро. Солнце, чуть поднявшееся над горизонтом, еще не грело. Вдали виднелся Ярославль с заводскими дымящими трубами.
Сашка расхныкался. Ольга пыталась угомонить его, совала в рот грудь. Он жадно хватал ее и тотчас выталкивал язычком.
— Может, жар у него, — сказала Ирина. — Дай потрогаю головку.
— Голодный он, — ответила Ольга.
— Так почему грудь-то не берет?
— А что в ней толку? Ни капли молока.
— Попей воды, — кивнула Ирина на чайник.
— Все вода и вода… Тошнехонько!
— Верно. А мне тебя больше нечем попотчевать. Но я в долгу не останусь. Вот увидишь.
— Да разве я об этом? — стихла Ольга. — Променять бы шинель, что ли, и поесть досыта.
— Кому ж променяешь? Не будешь кричать: «Меняю шинель на то на се! Подходите! Налетайте!»
Из-под вагона показалась непокрытая сивая голова, подстриженная горшочком, вынырнул и ее обладатель — коренастый мужик с пухленькими румяными щечками, с палевой широкой бородой. Через плечо у него висела замусоленная кожаная сумка с латунным запором, за спиной на лямках — обыкновенный рядной мешок, и не пустой.
— Ась? Что меняете, молодайки? — заглянув в открытую дверь вагона, бойко, тоненьким бабьим голосом спросил мужик.
Ирина даже вздрогнула от неожиданности:
— Ой, кто это?!
— Русский человек. Проходящий, — ответил мужик. — Коновал я, — бесцеремонно признался он. — Ваш состав не в тую сторону едет? — кивнул вперед.
