Готовьте документы в хоспис, – резко сказала Лина и отвернулась к окну.
Врач тяжело вздохнул и покачал головой.
– Осуждаете? – зло усмехнулась Лина.
Врач пожал плечами:
– Просто каждый человек имеет право умереть в своей постели.
– Вы в этом уверены? – спросила она. – Впрочем, что вы знаете о моей жизни? Хотя осуждать и быть абсолютно уверенным – это привилегия юности. Вы еще слишком молоды.
– Слишком для чего? – Этот молодой парень был не промах.
Лина устало махнула рукой и не прощаясь вышла. Погода заставила застегнуть куртку и надеть капюшон. На асфальте лежали тяжелые от дождя бурые листья. Октябрь.
Лина посмотрела на часы и заторопилась к остановке.
Надо было заехать на работу, забрать документы, заскочить в магазин – в холодильнике пусто. Она вспомнила, что на четыре записана в парикмахерскую, и решила, что обязательно туда пойдет. Гори все огнем! Впрочем, и так вся ее жизнь сейчас занялась колючим, злым, с синими языками пламенем.
«Опять я по уши вляпалась в чужие проблемы», – раздраженно подумала она.
В том, что проблемы были чужими, она была твердо уверена. Только надо сделать так, чтобы это все прошло по касательной. Надо постараться. Иначе не выдержит. И потом, это все справедливо: каждому по делам его, по заслугам. Как свойственно человеку, считающему себя бескомпромиссным, Лина свято верила в торжество справедливости. Хотя какое уж тут торжество?
В парикмахерской она сильно нервничала и смотрела на часы. В который раз отругала себя за это.
В доме пахло болезнью. Нет, не так. В доме отчетливо пахло смертью. Это был неуловимый запах, который невозможно объяснить, – запах беды и страданий, запах безнадежности и отчаяния.
Она бросила на стул куртку, сняла сапоги и пошла в ванную мыть руки. Потом зашла в его комнату. Он лежал с открытыми глазами и смотрел прямо перед собой. В стену.
– Есть будешь? – спросила Лина.
Он не ответил. Она вышла из комнаты и закрыла дверь. «Обида сильнее жалости», – подумала она. В семь должна приехать Марина.
Лина сварила кофе, села с ногами на диван и закрыла глаза.
Поженились они тридцать лет назад. Ему – двадцать пять, ей – двадцать. Встретились в одной компании – и Лина сразу потеряла голову. В нем была харизма. Впрочем, тогда этих слов не знали, тогда это называлось «клевый парень». Он и вправду был клевый – высокий, поджарый, длинноногий. Светлые волосы, серые глаза. В глазах усмешка: «все я про вас знаю». Девицы не давали ему покоя.
