В тот же момент мужчина узнал в девочке собственную слепую ярость. Был ли он, на самом деле, готов ее мучить, чтобы сделать неуязвимой? Неожиданно испугавшись, он невольно взглянул в сторону окна. Навел ли он сейчас ее на эту мысль, или он почувствовал ее намерение? В следующее мгновение Гала уже вскочила на подоконник и двумя-тремя отчаянными пинками выбила прогнившее окно из пазов. Стекло разбилось, и осколок его оцарапал ей ногу, когда она ступила на кровельный желоб. Ее преследователь не колебался ни секунды и пошел за ней. Гала слышала, как мать с криками сбежала вниз по лестнице и чуть позже видела, как она вошла в сад и развела руки, как будто могла ее поймать. На углу дома желоб кончался, и у Галы оставался выбор, прыгать ли на плоскую крышу пристройки, или карабкаться еще выше. За ней звучали глухие шаги отца по цинку. Она поставила ногу на первую черепицу, которая закачалась, но держалась, вторую ногу — на следующую и так дальше, а потом почувствовала, как целый ряд черепицы стал проваливаться. Она ухватилась за черепицу над собой, но та перевернулась под ее тяжестью именно в тот момент, когда она ощутила железную хватку вокруг своих лодыжек. Она потеряла равновесие, стукнулась подбородком о черепицу и упала всем весом на отца, который обхватил ее руками, и так вместе они и приземлилась на шиферную крышу пристройки двумя метрами ниже.
Гала продолжала лежать в руках отца* Хохоча до слез, как и он, она знала, что теперь он навсегда самый особенный среди всех отцов в мире. Его руки — широкие, сильные, но все же мягкие, крепко ее держали. Все его тело сотрясала дрожь, и когда она посмотрела на него, то не знала, были его глаза влажны от ярости или от облегчения.
— Вот что получаешь, — вздохнул он, еще до того, как восстановилось дыхание, — когда тебя кто-то любит.
В лицо Гале ударил острый запах, когда отец распахнул двери аукционного зала. Она почувствовала запах миллионов цветов и пыталась представить, что еще не наступит вечер, а все эти сотни тысяч букетов будут расставлены в вазах по всему миру.
Во всю длину зала над полом висел мостик, на котором посетители могли смотреть вниз на то, что казалось одним большим, колышущимся морем цветов. Там стоял американский профессор, наблюдая за оживлением внизу. Когда он увидел Галу и ее отца, он поднял руку и еще до того, как девочка успела с ним поздороваться, сфотографировал ее одним из трех фотоаппаратов, висевших на его огромном животе. От вспышки стало больно глазам, и свет, будто обретя звук, продолжал отдаваться в черепе, как удар гонга.
