— Тогда зачем им было посылать меня?
— Все газеты посылают специальных корреспондентов.
— И все газеты пользуются сообщениями трех-четырех агентств?
— Верно.
— Но если мы все будем посылать одно и то же, какой в этом смысл?
— Никакого, если б было так.
— А разве не получится неразбериха, если мы все будем посылать разные сообщения?
— Тогда у них будет выбор. Разные газеты ведут разную политику, а значит, и новости у них должны быть разные.
Они отправились в бар и выпили кофе.
Лебедки умолкли. Люки закрылись. Торговые агенты торжественно прощались с женой капитана. Коркер откинулся на спинку плюшевого кресла и закурил большую сигару.
— Получил в подарок от туземца, у которого купил барахло, — объяснил он. — Ты много барахла купил?
— Барахла?
— Восточного барахла — сувениров.
— Нет, — сказал Уильям.
— А я их собираю, — сказал Коркер. — Ни за чем особенным, конечно, не гонюсь. Я потому и обрадовался, что меня в Эсмаилию послали. На Востоке можно набрать много полезного. Но по тому, что я слышал, загорать на солнышке не придется. Конкуренция не на жизнь, а на смерть. Вот где я тебе завидую. Ты работаешь на газету. Тебе надо только успеть с сообщением к выпуску. А мы весь день друг за другом гоняемся.
— Но газеты не могут пользоваться нашими сообщениями раньше, чем вашими.
— Так-то оно так, но они пользуются теми, которые приходят первыми.
— Но если первые ничем не отличаются от вторых, третьих и четвертых и если все они приходят к одному выпуску?..
Коркер посмотрел на него с грустью.
— Я чувствую, тебе еще учиться и учиться. Запомни: новости — это то, что хочет читать человек, которого на самом деле ничего не интересует. И новости эти новые до тех пор, пока он их не прочитал. Потом они умирают. Нам платят деньги за то, чтобы мы поставляли новости. Если кто-то посылает сообщение до нас, то наше сообщение — уже не новости. Разумеется, есть колорит. Колорит — это много пены вокруг нуля. Его легко писать, легко читать, но телеграфом он стоит дорого, поэтому с колоритом приходится быть осторожным. Понятно?
— Кажется, да.
В тот день Уильям многое узнал о журналистике. «Francmaçon» снялся с якоря, развернулся, проплыл сквозь желтые холмы и вышел в открытое море, а Коркер все излагал и излагал ему героическую историю Флит-стрит. Он рассказывал о хрестоматийных сенсациях и розыгрышах. О признаниях, вырванных у впавших в истерику подсудимых. О тонких намеках и сложных играх. О пряных и ловких вымыслах, составляющих новейшую историю. О дерзкой, откровенной лжи, превращающей рядового журналиста в звезду. О том, как Венлок Джейкс, американский журналист номер один, потряс мир свидетельствами очевидца с тонущей «Лузитании» за четыре часа до того, как она пошла ко дну. О том, как Хитчкок, английский Джейкс, не поднимаясь из-за письменного стола в Лондоне, день за днем воссоздавал ужасы мессинского землетрясения. Как самому Коркеру каких-нибудь три месяца назад посчастливилось застать вдову пэра в застрявшем между этажами лифте.
