— Не стоит благодарности, — сказал Уильям. — Рад, что смог помочь.
— Это был поступок англичанина — поступок соотечественника, — сказал маленький человек с безыскусной простотой. — Надеюсь, что настанет день, когда я смогу отплатить вам за вашу доброту… Наверняка настанет, — грустно добавил он. — Это одна из приятных, хотя подчас и обременительных привилегий человека моего положения — расплачиваться за получаемые услуги. Как правило, в несопоставимых масштабах.
— Прошу вас, забудьте об этом, — сказал Уильям.
— Я так всегда и делаю. Я стараюсь не препятствовать исчезновению из памяти приятных, но мимолетных дорожных впечатлений, однако опыт показывает, что рано или поздно мои благодетели напоминают мне о них… Вы едете до Лазурного берега?
— Нет, только до Марселя.
— Я обожаю Лазурный берег. Стараюсь бывать там ежегодно, но мне это не всегда удается. У меня столько забот — что естественно, — а зимой я очень много занимаюсь спортом. У меня в Центральных графствах есть маленькая псарня, держу там гончих.
— О! А в каком вы клубе?
— Возможно, вы о нем не слыхали. Территориально мы граничим с «Ферни». Мне кажется, там лучшее место для охоты в Англии. Это мое маленькое увлечение. Но порой, когда наступают холода, я тоскую о моем маленьком доме в Антибе. Мои друзья настолько добры, что считают, будто в нем вполне уютно. Надеюсь, что настанет день, когда вы почтите меня своим присутствием.
— Благодарю вас.
— Говорят, что купание намоем пляже просто дивное, но меня это не интересует. У меня там плантации цветущих деревьев — садоводы настолько снисходительны, что относятся к ним с интересом, — и самый большой из живущих в неволе осьминогов. Да и повар, готовящий простую морскую пищу, из лучших, что у меня служат. Мне достаточно этих простых радостей… Вы надолго в Марсель?
— Нет. Завтра я отплываю в Восточную Африку. В Эсмаилию, — прибавил Уильям с некоторой важностью.
И был тотчас же вознагражден. Его собеседник дважды моргнул и спросил со сдержанной учтивостью:
— Простите. Вероятно, я ослышался. Куда вы направляетесь?
— В Эсмаилию. Ну, знаете, туда, где идет какая-то война.
Возникла пауза. Затем последовал ответ:
— Да, название кажется мне знакомым. Я, должно быть, встречал его в газетах.
И, достав из сетки над головой томик догитлеровской немецкой поэзии, он погрузился в чтение, шевеля губами, как женщина, творящая молитву, и медленно переворачивая страницы.
Обед, как и поезд, привычно катился от неизменного консоме к неизбежному ликеру. Спутник Уильяма ел мало и не говорил ничего. С кофе он проглотил две алые капсулы. Затем он закрыл книгу любовной лирики и кивнул кому-то.
