— Вот как! — усмехнулся Владимир, и в его глазах промелькнула такая знакомая холодность и отстраненность. — Для чего? Что ты потеряла в этом Богом забытом краю? Когда мне рассказали, что какая-то женщина, похожая на тебя, приходила в тюрьму и расспрашивала обо мне, я не поверил. Я предположил, что это провокация. И вот я вижу тебя — настоящую, и пытаюсь понять, что ты делаешь здесь…
— Я потеряла своего горячо любимого мужа, — тихо сказала Анна и высвободилась из объятий Владимира, — но, похоже, я искала не того человека. А тот, кого нашла, вообще чужой мне…
— Послушай! — прервал ее Владимир. — Мне казалось, мы все решили, и ты приняла мою жертву. И тогда, и сейчас, я убежден — это был единственный выход из той ситуации, в которую я попал в Париже. Или ты полагаешь, что я принимал решение уйти из вашей жизни, руководствуясь какими-то иными соображениями, чем желание защитить свою семью от несправедливых подозрений и коварных наветов? Да вы — первые, о ком я подумал тогда, ты, дети… И где они теперь? Ты и их подвергла смертельной опасности, рискнув взять с собою через океан, или бросила на произвол судьбы в чужой стране? Посмотри мне в глаза, отвечай, Аня, не молчи! Где дети?!
— Они дома, — Анна готова была разрыдаться: она так часто представляла себе этот миг, миг их встречи с Владимиром после долгой разлуки, и вот все случилось, но как!.. Словно ожили химеры болезненных снов и сейчас запугивали ее, выглядывая отовсюду: из-за плеча Корфа и из темного угла беседки.
— Они там, а ты здесь? — Владимир осуждающе покачал головой. — Ты всегда была своенравной и поступала по-своему, но в последние годы мне стало казаться, что этот юношеский максимализм выветрился из твоей прелестной головки, что ты, наконец, стала взрослой женщиной, матерью двоих чудесных детишек. Боже, как я ошибался! Ты даже не представляешь себе, что наделала, чего лишила меня!
— Чего же? — в голосе Анны вдруг послышались жесткие нотки. — Права не принадлежать никому и никому не быть обязанным?
— Ты сошла с ума, Аня! — Владимир даже отшатнулся от нее. — Ты даже не понимаешь, о чем говоришь! Ты лишила меня покоя и надежды. Еще вчера я мечтал как можно быстрее сесть на корабль и отправиться обратно, в Европу, чтобы вернуться к вам. Мысль о том, что вы — одни, и ждете меня, грела и вела вперед. И вот ты здесь, и мне некуда больше спешить, не для кого проявлять чудеса героизма и самоотверженности — ты все уже сделала сама! И, кроме всего прочего, поставила наши жизни под угрозу — теперь я стал вдвое уязвим, и если прежде я боялся только одного — уже никогда не увидеть вас, то сейчас я боюсь, что дети действительно могут остаться сиротами, лишившись одновременно и отца, и матери!
