После обеда все, в том числе и Маргерит, направлялись в Люксембургский сад, где играли или болтали, сидя на скамейках и поглядывая на часы в ожидании возобновления уроков. Мальчики дразнили:
— Маргерит, у тебя есть любовник?
Однажды мальчики пристали к ней:
— Маргерит, скажи же наконец, кого ты любишь?
При этом Маргерит встала в театральную позу и протянула руку, показывая на меня:
— Вот тот, кого я люблю.
Раздался хохот. Я, в смущении схватившись за голову, воскликнул:
— О-ла-ла! — не зная, как реагировать на это патетическое признание.
Учение в Эльзасской школе давалось мне с трудом. Я был рад, когда оно неожиданно, хотя и плачевно, оборвалось. Мадам Дюваш несколько раз передавала мне заклеенные письма моим родителям. Как потом выяснилось, в них содержались напоминания о необходимости внести очередную плату за мои обеды. Родители мои никак не реагировали на эти письма. Кончилось тем, что однажды, в один из четвергов, мадам и мсье Дюваш явились к нам домой. Я никак не ожидал видеть их в нашей домашней обстановке. Они сразу прошли в кабинет к отчиму. Я слышал через стену патетическую речь мсье Дюваша и громкий голос отчима, который по-русски обращался к маме:
— Скажи этому идиоту, что у меня денег нет! Нет! Нет!
Чета Дювашей удалилась без всяких результатов.
Я перестал ходить в Ecole Alsacienпе. Вскоре меня определили в только что открывшуюся русскую школу для эмигрантских детей.
В ту зиму, о которой я сейчас пишу, в моей жизни произошло знаменательное событие. Однажды родители взяли меня с собой в театр. Шла пьеса Расина «Атали». Выступала знаменитая Сарра Бернар. Ее немеркнущая слава была всемирной. Театр был полон. Люди стояли в ложах, в дверях зрительного зала. У Сарры Бернар была ампутирована нога. Ее вынесли на золоченом кресле, которое поставили посередине сцены. Она полулежала. Воцарилась полная тишина. Весь зал встал. Сарра Бернар, облокотясь на локоть одной руки и воздев другую к небу, начала говорить монолог. Ее старческий голос дребезжал. Она была величественна. Когда она кончила и опустила руку, раздался гром аплодисментов. Он долго не смолкал. Ее вынесли. Спектакль продолжался, но публика начала расходиться.
Лето 1920 года мы провели на берегу Атлантического океана, вблизи курорта под названием «Сабль д'Олонн». Вдоль пляжа тянулась широкая набережная, одна сторона которой невысоким каменным скатом упиралась в золотистый песок. Во время отлива океан отходил на один-полтора километра от берега, обнажая гладкое песчаное дно, твердое, как асфальт. Сдавались напрокат велосипеды, на которых можно было кататься по этой твердой полосе пляжа, подъезжая вплотную к зеленым волнам, которые белой пеной с грохотом обрушивались на берег. Купаться во время отлива не рекомендовалось: волна, втягиваясь в океан, уносила с собой верхний слой песка, так что казалось, что земля уходит из-под ног.
