— Мы будем танцевать и ждать знамения.
Женщины помогают нам одеться в меха выдры, украшают нас перьями, лентами и бусами, а затем Джон Тенкиллер достает туго набитый кожаный кошель и, засунув туда два пальца, вытаскивает комок сырой охры. Затем хранитель барабанов проходит мимо десятка танцоров, стоящих в ряд, и мажет лоб каждого красной глиной.
Полоска охры холодит кожу — это огонь ци-жу. Она быстро засыхает, становясь похожей на кровь. Возможно, это символ того, что ждет нас в будущем.
В центре площадки стоит тяжелый барабан. Сидя на корточках, Джон выбивает ритм: «том-том-том» — разносится в ночи. Мелькают тени. Темные глаза зрителей устремлены на нас. Один за другим мы — старшие сыновья — встаем вокруг барабана и пускаемся в пляс.
Десять минут назад мы были полицейскими, адвокатами, водителями грузовиков — сейчас стали воинами. Мы погружаемся в древнюю, доисторическую традицию.
Внезапное превращение меня тревожит. Этот танец войны — сцена, застывшая в янтаре, неотличимая от подобных ей, проходивших много веков назад.
Танец начинается, и я представляю себе вечно меняющийся, пьяный, безумный мир людей за пределами площадки. Этот мир идет вперед, не разбирая дороги, и только мир оседжей остается неизменным, они пустили корни здесь, в свете и тепле костра.
И поэтому мы танцуем. Звук барабана и движения людей гипнотизируют. Каждый из нас сосредотачивается на себе, но естественным образом мы обретаем общую для всех гармонию. Мужчины-оседжи — ребята крупные, но мы пригибаемся, прыгаем и скользим вокруг костра изящно, точно змеи. Закрыв глаза, танцуем вместе, словно мы единое целое.
Двигаясь по кругу, я вижу, как в сосудах опущенных век пульсирует красный огонек. Затем красноватая тьма распахивается передо мной, словно огромная темная пещера. Это мой мысленный взгляд. Я знаю, что скоро увижу картины будущего.
Ритм движения заставляет нас отбросить все мысли в сторону. Мой мысленный взгляд показывает мне испуганного мальчика из магазина мороженого. В ушах звенит данное ему обещание. Я чувствую запах крови на белом кафельном полу. Я поднимаю глаза: из подсобки магазина выходит человек. Я иду следом. Остановившись в темном дверном проеме, загадочная фигура медленно поворачивается ко мне. Я содрогаюсь и давлю в себе крик, увидев ту самую демоническую ухмылку, нарисованную на пластмассовом лице моего врага. В трехпалой клешне машины бумажный журавлик.
Барабан умолкает.
За двадцать биений сердца наш танец прекращается. Я открываю глаза: остались только мы с Хэнком. При каждом выдохе изо рта вылетают белые облачка, рукава покрыты инеем. Когда я потягиваюсь, суставы трещат, словно хлопушки. Тело чувствует себя так, будто только что проснулось, но разум все время бодрствовал.
