— Меня зовут Жакмор, — представился вошедший. — Я проходил мимо и услышал крики в доме.
— Это Клемантина, — сказал Анжель. — Уже все? Ну, как? Скажите же!
— Вы трижды отец, — сообщил Жакмор.
— Тризнецы? — удивился Анжель.
— Пара двойняшек и один отдельно, — уточнил Жакмор. — Он родился не вместе с первыми, а сам по себе. Это признак сильной личности.
— Как она себя чувствует? — спросил Анжель.
— Хорошо. Вы скоро сможете ее увидеть.
— Да, но она меня не может видеть. Вот даже заперла.
Вспомнив о приличиях, Анжель поспешно предложил:
— Хотите чего-нибудь выпить или перекусить? — И с трудом встал.
— Спасибо, пока не хочу, — ответил Жакмор.
— Что вы вообще делаете в этих краях? — спросил Анжель. — Проводите отпуск?
— Да, — ответил Жакмор. — И, раз вы предлагаете мне свое гостеприимство, я здесь и остановлюсь. Уверен, мне будет удобно.
— Счастье, что вы оказались рядом.
— А что, здесь нет врача?
— Да я же был заперт и не мог ничем распорядиться. Все должна была устроить служанка. Она местная и очень предана хозяйке.
— Понятно…
Разговор иссяк. Жакмор расчесывал свою рыжую бороду пятерней. Его голубые глаза блестели на солнце. Анжель внимательно оглядел его. Психиатр был одет в черный костюм тонкого сукна: узкие брюки со штрипками и длинный, застегнутый на все пуговицы пиджак, скрадывавший ширину его плеч. На ногах — черные лакированные сандалеты. Из-под пиджака выглядывал каскад лиловых складок атласной рубашки. Все просто и неприхотливо.
— Я рад, что вы остаетесь у нас, — сказал Анжель.
— Пожалуй, вам пора заглянуть к жене, — напомнил Жакмор.
6
Клемантина лежала, не шевелясь и уставив взгляд в потолок, — она отдыхала. Двое огольцов лежали справа от нее, третий — слева. Служанка успела прибрать комнату. Солнце заливало ее через открытое окно.
— Надо будет завтра отнять их от груди, — сказал Жакмор. — Во-первых, она не сможет кормить двоих да еще одного в придачу, во-вторых, так будет быстрее, и, в-третьих, не испортится форма груди.
Клемантина повернула голову к вошедшим, смерила их ледяным взглядом и сказала:
— Я буду кормить их сама. Всех троих. И грудь у меня от этого не испортится. А если испортится, еще лучше. Плевать мне теперь на красоту, я не собираюсь никому нравиться.
Анжель подошел к жене, хотел погладить ее руку, но она не дала.
— Хватит, — сказала она. — Незачем снова начинать эту музыку.
— Но послушай… — прошептал Анжель.
— Уйди, — устало сказала Клемантина. — Я еще не могу тебя видеть. Мне было так больно.
