— Я жду, — сказала она.
— Да что же это такое! — взмолился Жакмор. — Надоело, понимаешь, надоело мне каждый раз в этой дурацкой позе.
— Ну же…
— Нет уж, с меня хватит! — вскричал Жакмор.
Толкнув девушку что есть силы, он повалил ее и, не давая встать, положил на лопатки, прижал к земле и навалился сверху всем телом. Она отбивалась, вопила:
— Нет! Нет! Ни за что! Маньяк!
Но Жакмор держал крепко.
— Я тебя отпущу, — сказал он, — но сначала скажи, почему ты не хочешь лежа.
— Не хочу, и все, — огрызнулась она.
Жакмор усилил натиск. Теперь ничто не мешало ему овладеть ею в любой момент.
— Не скажешь — придется так.
Слезы бессильной ярости брызнули у нее из глаз, но она упрямо бормотала:
— Нет… Пустите. Не хочу. Противно. Вы мерзкий развратник.
— Ну, знаешь ли! — возмутился Жакмор. — Это ты ненормальная!
— Не скажу, не хочу!
— Скажешь.
Он наклонился и уцепил зубами ее сосок.
— Не скажешь — откушу, — промычал он, не разжимая зубов.
Его разбирал смех, того и гляди — не выдержит и обмякнет. Но, должно быть, он прикусил сосок слишком сильно — девушка вскрикнула и разрыдалась в голос. Жакмор же, ничуть не разжалобясь, воспользовался ее слабостью.
Девушка простонала:
— Я скажу, скажу! Только перестаньте! Сейчас же!
— Все скажешь?
— Все-все! Пустите скорее! О!..
Жакмор отпустил ее и откинулся, отдуваясь. Не так легко держать такую здоровую девку. Она снова скрючилась.
— Ну говори! — приказал Жакмор. — Говори, если не хочешь еще раз. Почему только в такой позе? Что за причуда?
— Я всегда так делала.
— Как это — всегда?
— С самого первого раза.
— А с кем это было в первый раз?
— С моим отцом.
— Но почему именно так?
— Он говорил, что не хочет на меня смотреть. Ему было неприятно.
— Стыдно, что ли?
— Такого у нас не водится, — отрезала она.
Она закрывала руками груди, но продолжала стоять на широко раздвинутых коленях, выставив круп. Своего рода целомудрие, подумал Жакмор.
— Сколько ж тебе было лет?
— Двенадцать.
— Ну, тогда я понимаю, почему он не решался смотреть тебе в лицо.
— Ничего вы не понимаете, — огрызнулась она. — Папаша просто не хотел, он говорил: я уродина. И раз это говорил мой родитель, значит, так и есть, а теперь вот из-за вас я ослушалась папашу, я стала плохая дочь.
— Тебе хоть самой нравится?
— Что?
— Ну то, как ты делаешь?
— О таком не спрашивают. Так вы хотите или нет?
— Нельзя же все время в одной позе, — сказал Жакмор. — Даже лучшее приедается.
— Значит, вы как животное.
Она встала и подняла с земли платье.
