— Любить-то любит… — хмыкнул Жакмор.
Анжель никак не отозвался. Ему снова стало дурно.
— Вам нужно на что-нибудь отвлечься, — сказал психиатр. — Займитесь греблей.
— У меня нет лодки.
— Так сделайте.
— А что, это идея! — оживился Анжель.
— Ну, я пошел к кузнецу, — сказал Жакмор, поднимаясь. — Раз уж ей втемяшилось…
— Может, лучше завтра? — предложил Анжель. — Пусть малыш еще хоть денек поживет спокойно.
Жакмор покачал головой:
— Не знаю, не знаю… Если вы против, так и скажите.
— Мое слово ничего не значит. И потом, может, она права. В конце концов, она мать.
Жакмор пожал плечами и вышел. Стремительно, так что задрожали массивные ступени, сбежал по лестнице и выскочил из дома. Вокруг творила свои чудеса весна: там и сям, прорвав суконную гладь молодой травки, яркими клочьями торчали головки цветов.
4
8 мая
На другой день была среда, и Жакмор решил не идти главной улицей, чтобы не попасть на площадь, где в этот день распродавали стариков. Вместо этого он свернул на тропинку, которая шла задами, в зарослях волокнистой, пахучей и жгучей травы, которую называли здесь укропивой.
На заборах и подоконниках, томно раскинувшись, загорали деревенские кошки. И ни одного человека — тишь да гладь. Привычная хандра слегка отпустила Жакмора, он расслабился и даже почувствовал в себе некоторое трепыхание на клеточном уровне.
Он уже знал, что справа, по ту сторону домов, катила густо-красные воды речка и чуть дальше делала поворот, поэтому не удивился, обнаружив, что тропинка, по которой он шагал, поворачивала под тем же углом. Интуиция подсказала ему, что дворы между тропинкой и речкой залегали сплошным массивом.
Едва повернув, Жакмор заметил впереди кучку людей, занятых чем-то непонятным. Он зашагал быстрее, как вдруг резкий крик ударил в его слабые барабанные перепонки. Крик боли, к которой примешивалось изумление, так что в итоге в нем слышалось нечто похожее на гнев с явно различимым оттенком покорности.
Жакмор припустил бегом, сердце его тоже пустилось вприпрыжку. Наконец он увидел: крестьяне собрались около высокой деревянной двери и распинали на ней коня. Жакмор подошел и встал рядом. Шесть человек держали коня в нужном положении. Седьмой и восьмой прибивали гвоздями левую переднюю ногу. Большой кровельный гвоздь с блестящей головкой уже проткнул бабку, и по коричневой шкуре бежала струйка крови. Так вот что это был за крик.
Крестьяне продолжали свое дело, не обращая никакого внимания на подошедшего; здесь он или за тридевять земель — все едино. Только конь посмотрел на него большими карими глазами, в которых застыли слезы, и обнажил зубы в подобии виноватой улыбки.
