— Ничего подобного. Следовать своим желаниям — это и есть свобода. Хотя, с другой стороны…
— С одной стороны, с другой стороны… Вы просто морочите мне голову. Я займусь психоанализом и наберусь настоящих желаний, стремлений, свободной воли — чего угодно, и плевать мне на вашу казуистику.
— Постойте, — задумчиво сказал Анжель. — Давайте сделаем опыт: постарайтесь на минутку отбросить все желания. То есть в вашем случае желание получить чужие желания. Согласны? Только честно!
— Идет.
Они остановились посреди дороги. Психиатр закрыл глаза, расслабился. Анжель напряженно следил за ним.
Вдруг лицо Жакмора словно подернулось мутной дымкой. Все не прикрытые одеждой части тела: шея, кисти рук — начали медленно размываться, становясь все прозрачнее.
— Посмотрите на свои пальцы, — прошептал Анжель.
Жакмор открыл сильно полинявшие глаза и увидел сквозь правую ладонь черный камень на дороге. Он поспешил сосредоточиться, и тело его снова обрело непроницаемость и плотность.
— Вот видите, — сказал Анжель. — Стоит вам расслабить волю, и вы перестаете существовать!
— Так я вам и поверил! — ухмыльнулся Жакмор. — Фокус ловкий, что и говорить, но фокус не доказательство, и я остаюсь при своем убеждении… Скажите лучше, как это у вас получается…
— Что ж, — сказал Анжель, — я рад, что вы отвергаете очевидное и твердо верите в самовнушение. Это в порядке вещей. Психоаналитик должен обладать даром самовнушения.
Дойдя до деревенской околицы, оба, не сговариваясь, повернули назад.
— Ваша супруга ждет вас, — сказал Жакмор.
— С чего это вы взяли?
— У меня такое предчувствие. Я идеалист.
Вскоре они переступили порог дома и пошли вверх по лестнице. Резные дубовые перила услужливо прогибались под мощной рукой Жакмора. Анжель первым вошел в спальню Клемантины.
10
Переступил порог и нерешительно остановился. Жакмор приотстал.
— Можно войти? — спросил Анжель.
— Входи, — ответила Клемантина.
Она смотрела на мужа с полнейшим равнодушием. Он же не осмеливался сесть на кровать, боясь потревожить ее.
— Я тебе больше не верю, — сказала Клемантина. — Женщина перестает верить мужчинам, после того как один из них сделает ей ребенка. Всем вообще и этому одному — в первую очередь.
— Бедная! Ты так мучилась!
Клемантина досадливо отмахнулась: не надо ей жалости.
— Завтра я поднимусь, — сказала она. — Они у меня к десяти месяцам пойдут. А к году научатся читать.
— Вот теперь я тебя узнаю! Ты явно выздоравливаешь.
— Это не болезнь. Все кончилось и больше не повторится. В воскресенье надо окрестить детей. Их будут звать Жоэль, Ноэль и Ситроен. Я так решила.
