Он оказался таким непривычным! В нем звенела медь, он то и дело срывался, дребезжал, как разбитая посуда, а потом вдруг грубел, звучал как у мужчины. Находясь в своем вымышленном мире, королева умертвий так и не научилась пользоваться голосом.
Чужак протянул к ней руку.
— Ты меня видишь? — прошептал он.
Свистящий, неприятный шепот.
— Я вижу тебя. — Она тоже зашептала.
— Кто ты? — спросил он.
— Ты думал обо мне? — вопросом на вопрос ответила она.
— Да.
— Поэтому ты и оказался здесь?
— Возможно… Где мы находимся? Я никогда не бывал здесь прежде.
— Это мой мир, — заявила Пенна. — Посмотри, я могу творить здесь все, что мне угодно.
— И тебе это нравится?
— Конечно! А тебе разве не понравилось бы?
— Не знаю.
— Как ты попал сюда?
— Пенна, — сказал чужак. — Я помню твое имя. Пенна. Мы встречались раньше. Я знал тебя. Я думал о тебе. Поэтому, наверное, я и оказался в твоих мыслях… в твоем мире.
Глаза в глаза. Может ли унгар, скованный, связанный, брошенный в темницу, не имеющий кристалла, подчинить себе существо, находящееся в иллюзорном, вымышленном мире?
Она даже не сопротивлялась. Возможно, она не ощущала, что он творит сейчас над ней ментальное насилие. Напротив, Пенна охотно поддалась ему. Он ощутил ее одиночество и печаль, и ему стало жаль ее. Это усилило их контакт.
— Но почему ты — и… только ты? — спросила она. — Почему больше никто не сумел меня разыскать?
Прежде чем ответить, чужак помедлил. Потом проговорил:
— Я думаю, Пенна, это потому, что из тех, кто знал тебя, больше никого в живых не осталось…
Она задумалась. Неожиданно ее шафрановое лицо озарила мягкая улыбка:
— Может быть, это потому, что ты любил меня?
— Так ты действительно ничего не помнишь? — удивился он.
Все складывалось еще проще, чем он предполагал.
— А что я должна помнить? — удивилась в ответ Пенна. — Твои исцарапанные руки… Ты владел огненной магией. Ты выпускал саламандр из пальцев, а потом валился, обессилев… А я любила тебя?
Он видел, что для нее это важно. Как многие женщины, королева умертвий измеряла всех, с кем сводила ее судьба, только двумя мерками: те, кого она любила, и те, кого она не любила. Странно. Эгертон предполагал, что, став королевой умертвий, Пенна станет гораздо более жестким существом, а вышло обратное. Она сделалась непривычно чувствительной.
— Пенна, мы были… практически врагами, — признался маг.
Он угадывал, что лгать ей нельзя. Лучше сказать всю правду, какой бы неприятной и неудачной для его миссии эта правда ни оказалась. В своем теперешнем состоянии Пенна улавливает любое колебание его души и, уж конечно, мгновенно распознает ложь, а это разрушит доверие между ними навсегда.
