— Нет, серьезно, Тристан, с какого перепугу?
Он глубоко вздохнул — это можно было понимать как ответ. Я держал паузу. Молчание оборачивалось против него.
— И что же ты ей пишешь, Луизе?
Удар ниже пояса, зря я это сказал. Он склонился над доской, передвинул ферзя.
— Шах.
Надо же, зевнул. Он предвидел рокировку и притаился в засаде. Когда меня заносит, Тристан всегда чует это первым. Его бы я в покер не обставил. Мой король был под угрозой; я закрыл диагональ пешкой. Тристану явно не терпелось закончить партию, и это мне оказалось на руку: один угол был в моем распоряжении.
— Тебе не кажется, что ты не слишком красиво поступаешь?
— Представь себе, кажется.
— Я не о Нуне, заметь. О тебе самом.
— Гмм. Немного и о Нуне. У тебя же принципы.
— Тебе видней.
Он устало усмехнулся, давая понять, что не его надо об этом спрашивать.
— Мне плохо без нее.
— Без Луизы? Нет, ты… да ты сбрендил! Тебе без нее плохо… ну-ну! Считай лучше, что я этого не слышал! Без чего тебе плохо? Давно ни с кем не цапался? Или по рогам скучаешь? Мать твою, ты что, забыл…
— Скрабл.
— Чего?..
— Я скучаю по скраблу. Она меня всегда обыгрывала.
Я открыл было рот, но что тут, скажите на милость, отвечать? Как образумить человека, тоскующего по женщине, которая обыгрывает его в скрабл? Только понапрасну сотрясать воздух: хоть до ночи напоминай во всех подробностях, как они друг друга мучили, он ничего не услышит. Мне самому знакома эта тоска, от которой нет лекарства. Наша память избирательна.
— Черт его знает, Джек. Тебе никогда не хотелось… ну… свить гнездо?..
Как я его не задушил — не знаю.
— Ты еще спрашиваешь, идиот?
— Нет, ладно, извини… я хотел сказать, что… что мы с Луизой, наверное, никогда всерьез об этом не думали, знаешь, может, этого нам и не хватало, понимаешь, широты взгляда. Какой-то… общности, что ли.
— Общности? Тристан, вы же семь лет оттрубили! Семь лет, черт побери! Ты соображаешь, что несешь? Сколько раз она наставляла тебе рога? А ты ей — сколько раз? Может, попробуешь сосчитать — для интереса?
— А сколько раз мы друг друга прощали, Джек? Может, сосчитаешь?
Я запрокинул голову и от души расхохотался.
— Прощали! — возопил я, возведя очи горе. — Японский бог! Тристан, сколько тебе лет? Ты все еще веришь в прощение, в Деда Мороза, в демократию западных стран! Прощали… чушь собачья! Прощать — значит не держать на человека зла, то есть не злиться конкретно на него, но… но эту злобу ты загоняешь внутрь себя… а она, черт возьми, прорывается! Мы же не герметичны, Тристан! Хотелось бы, видит Бог! Но… но… нет. Нет! Это ложь, и она нас разъедает, как гниль. Когда говоришь «прощаю», на самом деле, просто притворяешься, что забыл.
