Она пожала плечами и скорчила гримаску, как плохая актрисуля, видно, крыть было нечем.
— И вообще, чего ты, собственно, от меня добиваешься с высоты своих двадцати трех лет, какого такого откровения? Давай, мне интересно.
Задорная мордашка насупилась, помрачнела. Я надеялся задеть ее за живое, но она выглядела скорее растерянной.
— Я… я просто хотела поговорить.
— Валяй, говори. Только не думай, что приперла меня, на хрен, к стенке!
— Ну хватит, Джек, — перебил Тристан, дожевывая, — что такого она сказала? Тебя самого заносит.
Нуна улыбнулась мне с самым невинным видом. Я вздохнул.
— Ладно. Только давайте договоримся: вопрос, почему мы здесь, больше не обсуждается, о’кей?
— Да какая на фиг разница, почему! Приехали и приехали. Погода чудесная, волны для серфинга высоченные.
Мы все, как по команде, посмотрели в окно на белесую от тумана гавань и анемичное море. Я первый же и рассмеялся, чем явно обрадовал Нуну, хоть она и пнула меня под столом ногой: мол, не сдаюсь.
Расплатившись, мы сели в машину и отправились колесить по лесным дорогам Национального парка Акадия в поисках пресловутого кемпинга, который я, как мне помнилось, видел четыре года назад. Сделав не один крюк из-за, мягко говоря, невнятных указателей, мы обнаружили, наконец, аккуратную полянку с будкой сторожа и бетонной площадкой для паркинга. Заплатив за место восемь долларов, пошли искать уголок потише и подальше от крутых автотуристов с их фирменными коттеджами на колесах.
Предоставив Тристану с Нуной заниматься палаткой, я стал готовить место для костра и, чтобы не ходить далеко за камнями, позаимствовал их с соседних биваков. Когда над жалкой кучкой сырого хвороста, которую мне удалось собрать, занялся, наконец, хилый огонек, откуда ни возьмись появился парк-рейнджер и поднял хай. Пыхтя от злости, он зачитал длинный свод правил поведения в кемпинге, сообщил, что я нарушаю законы штата, и прочее, и прочее. Не думаю, чтобы мой костерок нанес серьезный ущерб штату, однако я затоптал огонь на глазах у законника и попутно высказал ему все, что о нем думаю, в самых нелестных выражениях — по-французски, — сохраняя на лице радушно-виноватую улыбку. Служака мало-помалу остыл и тоже довольно заулыбался — такая была умора, что Тристан ронял слезы и взглядом умолял меня прекратить, а Нуна, хлопотавшая с палаткой, кусала губы, чтобы не прыснуть со смеху.
Отсмеявшись, мы призадумались: все-таки перспектива ночевать в холоде и сырости в этом стерильном лесу не радовала, как и детсадовская поднадзорная свобода. Помимо костров запрещалось распивать спиртные напитки, справлять нужду в лесу и курить. Мы потешили свое самолюбие, нарушив все эти запреты, стоило только
