Старик схватил перо и стал писать.
— Смотрите, Ян: корабль будет вашим; мельница свободна от долгов, ваш отец может опять поднять голову. И все, о чем я прошу, Ян, это — чтобы вы выпили со мной и пожелали, чтобы ваша душа вышла из вас и сделалась душой Николаса Снайдерса, — ненадолго, Ян, лишь ненадолго!
Дрожащими руками старик откупорил фляжку разносчика и вылил вино в два одинаковых стакана. Яна душил смех, но стремительность старика граничила с безумием. Конечно, он сошел с ума; но ведь это не могло обесценить ту бумагу, которую он подписал. Не дело человеку шутить со своей душой, но перед Яном из мрака сияло лицо Христины.
— Вы согласны? — прошептал Николас Снайдерс.
— Пусть моя душа выйдет из меня и войдет в Николаса Снайдерса! — ответил Ян, ставя на стол пустой стакан.
С минуту они стояли, глядя в глаза друг другу.
И тут пламя высоких свечек, стоявших на заваленной бумагами конторке, заколебалось и погасло, как будто чье-то дыхание задуло их, сперва одну, а потом другую.
— Мне пора домой, — раздался из темноты голос Яна. — Зачем вы погасили свечи!
— Мы можем опять зажечь их от камина, — ответил Николас. Он не прибавил, что сам намеревался задать такой же вопрос Яну. Он сунул их в пылающие дрова — одну, другую; и тени снова заползли в свои углы.
— Разве вы не останетесь повидать Христину? — спросил Николас.
— Нет, сегодня не могу, — отвечал Ян.
— А бумага, которую я подписал, — напомнил ему Николас, — она у вас?
— Я и забыл про нее, — сказал Ян.
Старик взял бумагу с конторки и вручил ему. Ян сунул ее в карман и вышел. Николас заложил за ним дверь на крючок и вернулся к своей конторке; он долго сидел там, положив локти на открытую счетную книгу.
Николас отодвинул книгу в сторону и засмеялся.
— Что за глупость! Как будто такие вещи возможны. Этот парень околдовал меня.
Он подошел к камину и стал греть руки перед огнем.
— Все-таки я рад, что он женится на этой малышке. Славный парень, славный парень!
Николас, должно быть, уснул перед камином. Когда он открыл глаза, уже брезжил рассвет. Он озяб, закоченел, был голоден и очень сердит. Почему Христина не разбудила его и не дала ему поужинать? Уж не подумала ли она, что он решил провести ночь на деревянном стуле? Вот идиотка. Он пойдет наверх и скажет ей через дверь все, что он думает о ней.
Путь наверх; лежал через кухню. К его удивлению, там сидела Христина и спала перед погасшим очагом.
— Честное слово, — пробормотал Николас, — в этом доме, кажется, не знают, для чего служат постели.
