Однако за несколько месяцев до нынешнего времени этой истории, в одно прекрасное утро смерч – тот, что потрясет ее сердце по иной причине, – ворвался к ней с известием, сообщенным ее камеристкой. Подобно Пандоре девушка выпустила тучу зол с невинностью младенца. Час был ранний, и герцогиня сидела за письменным столом в оконной нише, сочиняя приглашения – чернила сочно ложились на изящно сложенный лист бумаги. Это занятие замораживало ее сознание, давало ей передышку, пока шум и суета в доме все нарастали и приближалась неизбежная минута, когда кто-нибудь явится к ней по тому или иному обязательному поводу.
Она хорошо разбиралась в утреннем шуме. Он оберегал ее одиночество – плеск выливаемой воды, хлопанье дверей, одышливое хрипение престарелого повара. Однако в это утро торопливый перестук ног бегущего мальчишки-грума – она увидела в окно, как он промчался сквозь калитку, – предупредил о чем-то тревожном. Может быть, кто-то заболел, подумала она, и ей придется послать за доктором или пойти самой. Она продолжала неспешно писать. Шум в доме нарастал. Какие-то необычные новости, предположила она. Из своей половины выходили слуги, возбужденно переговариваясь. Она поглядела наружу, на прохладные деревья и их наплечья солнечного света, надеясь, что новости эти не содержат ничего для нее страшного. Но она уже знала, когда к ее двери приблизились бегущие шаги, она уже знала, что ее жизнь вот-вот изменится – в критическом повороте – еще раз. А на радость или печаль…
Камеристка Кара увидела, что ее госпожа ждет, повернувшись в кресле, и смотрит на нее ровным взглядом.
– Ваша светлость…
– Что случилось, Кара?
– Император…
– Да. – Но она поторопилась. Камеристка сглотнула и продолжала:
– Император скончался.
Мгновение перегорело в пустоту.
Еще один умер, беспомощно подумала она. Почему они умирают? Назло? Что они оставляют после себя, когда с такой последовательностью покидают нас?
– Ваша светлость! – сказала Клара. Ее госпожа отступала в пустоту.
Герцогиня проследила направление взгляда своей камеристки, обернулась, обнаружила, что ее перо невольно дернулось, и черные капли покрыли пятнами бумагу и поверхность стола. Осторожно она положила перо на край промокательной бумаги, ее рука тоже была запачкана. Но вдруг новое непроизвольное движение – и содержимое чернильницы слоновой кости выплеснулось через край, и она без всякого интереса начала следить, как лужица растекается по столу. Кара бросилась вытереть чернила, испуганно прижимая свой фартучек, тревожно поглядывая на госпожу.
