Однако это было всего лишь начало необычайностей, открывавшихся только ему. Ему предстояло близко ознакомиться с популяциями окружавших его демонов, упырей и монстров. Демоны были заплечных дел мастерами из преисподней, искусными в загрязнении и замутнении ясности человеческой души. Упыри и монстры обычно оказывались несчастными духами, и он убедился, что почти все они были неграмотными и косноязычными. Но были еще и необычайности, которые труднее поддавались классифицированию. Он убедился, что прикосновение к коже того или иного человека обнаруживает истинное существо, скрытое под личиной, – метафизического узника, пришел он к выводу, заточенного в кукле из плоти. Он приобрел особую перцепцию, в частности, помогшую ему обнаружить гнусные масла и шестеренки в человекоубийственном механизме герцога. Однако к этому времени его родственники – или безупречно одетые шимпанзе, претендовавшие теперь на родство с ним, – обеспокоились его здоровьем и, опасаясь, как бы он не раздал свои богатства и земли крестьянам, отправили его в приют для умалишенных.
По пути в приют он размышлял о своем новом положении. Он знал, что его рассудок надломился. Воспоминания о знакомых лицах продолжали вспыхивать, но они превратились в символы предыдущего существования – такие, как маленькие языческие святилища по обочинам деревенских дорог. Теперь главным для него стало другое: решимость искупить свою злосчастную жизнь, отправившись на поиски рыцарских подвигов.
Но когда он оказался под замком в приюте, возникла неясность, как приступить к выполнению этого намерения. Именно в своей темнице он столкнулся с самыми глубокими и более тревожными аспектами своей – а возможно, и чьей угодно, – натуры. Он обнаружил, что рассыпан, как некий мистический архипелаг, на отдельные островки и рифы какого-то былого единства, в новом океане неизмеренной и нереализованной личности. Он установил, что не был самим собой много, много раз. А потому ему даже еще неотложнее требовалась миссия, чтобы наконец-то собрать воедино того, кем он со временем станет.
Принятие этого решения требовало времени, и куда больше, чем он сознавал. Ему предстояло оставаться в приюте двадцать лет.
Вот после истечения этого периода времени, именно в этот момент его жизни мы теперь и вторгнемся.
Полная и абсолютная тьма каморки старика была не менее всеобъемлющей, чем та ужасная, которую Бог в конце концов уничтожил первым возникновением света. Ибо именно в ней был заключен старик – в поистине гнетущей тьме. И тут в эту пустоту, когда небо над его темницей прояснилось, через решетку ворвался свет, щедро развернувшийся ослепительным экстравертным столпом. Средоточие света расщепило затененные элементы форм внутри в подобие мрачной гравюры и обнаружило не одну, а две фигуры, обе чем-то поглощенные.
