Ганс дал команду перебазироваться, когда на пустом шоссе показалась мчащаяся эмка. Это могла быть хорошая добыча. Часть диверсантов уже тронулась в путь. Ганс посчитал, что хватит оставшихся двоих. Вместе с Фрицем-лопоушкой он вышел из-за ельника. Фриц принужден был молчать из-за незнания языка, зато Ганс владел им в совершенстве. Красноармейская форма сидела на нем так, будто он в ней родился.
Черная эмка мелькнула на холме, спустилась в ложбину и вот-вот должна была выехать из-за поворота рядом с мокрым разлапистым ельником. Ганс предостерегающе поднял руку.
Обер-лейтенант фон Шлиппен получил в мае повышение, стал гауптштурмфюрером. Перешел с началом кампании в войска СС. Но сейчас он был одет в простую красноармейскую форму, как и Фриц, обряженный простым солдатом. Абверовские звания у них еще недавно были одинаковые, но Фриц во всем слушался напарника. По слухам, Длинному Гансу предстояла большая карьера. На эту операцию он вызвался сам. Затем его должны были забрать наверх. Для выполнения особых заданий. Наверняка связанных с убийствами.
Длинный Ганс убивал, не колеблясь ни минуты, своих и чужих. Его водянистые глаза не знали сомнений. И Фриц каждый раз робел, оставаясь с ним наедине. На пятом месяце службы в абвере он так и не приучил себя равнодушно смотреть на убитых.
Эмка вынырнула из-за поворота, остановилась на поданный Гансом знак. Водитель вышел из машины и, не торопясь, направился к ним, как человек, уверенный в своей власти и силе.
Фриц замер, глядя на приближавшегося русского офицера. Мысленно он уже считал его мертвяком. Как тех других, сваленных часом раньше в лесном распадке. Те уже перестали быть людьми, о них даже памяти не останется, подумал Фриц. Так же погиб его отец где-то в этих местах двадцать лет назад. Фриц писал стихи, почитал Гете и в мгновения перед убийством остро переживал превратности судьбы. Надо было привыкнуть к тому, что еще секунда-другая и этот крепышок «русиш-официр» перестанет видеть нарождающуюся зарю, слышать гомон пробуждающихся птиц.
Как бы в подтверждение этих мыслей в ближних кустах защелкал соловей. Фриц спохватился и поднял винтовку, как полагалось патрульному. Хотел передернуть затвор. Но Длинный Ганс, набычившийся, похожий на беспокойного лося, запретил стрелять, чтобы не уехали сидевшие в машине люди. «Нихт шиссен», — произнес он вполголоса. Фриц с готовностью изобразил понимание: если уж у руля оказался такой высокий чин, значит, в машине осталась птица поважнее. Угадать не смогли, русская эмка остановилась в тени высокого дерева, и внутри ее нельзя было ничего разглядеть.
