Вшестером быстро покончили с ними, оттащили в огород, забросали снегом. Когда вернулись в дом, хозяйка подала на стол две крынки молока, тарелку творогу и буханку хлеба.
Как голодные волки, накинулись мы на еду и быстро съели все. Вдруг на улице послышалась немецкая речь. Куда деваться? Решили подняться на чердак. Внизу началась стрельба. Через слуховое окно мы попрыгали в сугроб и побежали к лесу. Немцы заметили нас и открыли огонь. Шальная пуля попала в Валю-радистку. Мы унесли ее в лес. Когда стрельба прекратилась, похоронили нашу боевую подругу.
После этого в деревни не заходили. По дороге еще один товарищ умер.
На двенадцатые сутки мы совсем обессилели. Решили остановиться и ждать в лесу подхода наших частей. Вскоре умер еще один. Нас осталось трое…
К вечеру на поляне показались люди в маскировочных халатах. Кто они? Немцы или наши? Каждый на всякий случай занял позицию и положил возле себя пистолет и нож. Нас заметили и стали окружать. Кольцо сужалось.
Вдруг один из лыжников, споткнувшись, громко выругался. Свои! Нас привели в штаб дивизии, потом отправили дальше — в армию. Там мы кушали под наблюдением врачей, сначала понемногу, затем побольше. Сегодня третий день, как мы питаемся нормально. Вот и вся история, — закончил старший лейтенант Синиченко.
Когда он умолк, в комнате несколько минут стояла тишина.
— Так вот что значит война… — сказал, глубоко вздохнув, Зорин.
А мне хотелось сказать другое: «Вот что значит быть коммунистом и уметь по-партийному выполнять свой долг».
Этот вечер хорошо запомнился каждому из нас.
На следующий день мы с рассветом вылетели из Теряевой Слободы и взяли курс на Перхушково. После посадки направились в лес, где размещался штаб Западного фронта. В бараке у шлагбаума находилось бюро пропусков. Когда мы туда вошли, старший лейтенант Синиченко предложил отдохнуть и на прощание покурить.
Из двери, напротив которой мы сели, вышел высокий мужчина в меховом коричневом комбинезоне и с удивлением стал рассматривать нас.
— Синиченко! — вдруг воскликнул он. Подбежал к разведчику, обнял его.
Уткнувшись в воротник комбинезона, Синиченко тихо проговорил:-Товарищ майор, командир… жив!
— Жив, жив! — ответил растроганный майор. — Через час будем докладывать командующему фронтом…
Потом Синиченко подошел к нам проститься.
— Спасибо, — сказал он. — Будете в Москве, заходите. В дом НКО. Там меня знают.
Каждому из нас он крепко пожал руку. Распрощавшись с десантниками, мы вернулись в полк.
