Не простившись, выйдет следом
За плечистым сандрильонцем
Из сапожной мастерской.
Парк осенний залит солнцем.
Осень. Небо. И покой.
И уедет Сандрильона,
С ней — волос её корона,
Вместе с гордым модельером
На машине «Жигули»…
Высоко над морем серым
Чайки, тучи, корабли.
1979
«Я сделал вновь поэзию игрой…»
Я сделал вновь поэзию игрой
В своём кругу. Весёлой и серьёзной
Игрой — вязальной спицею, иглой
Или на окнах росписью морозной.
Не мало ль этого для ремесла,
Внушённого поэту высшей силой,
Рождённого для сокрушенья зла
Или томленья в этой жизни милой.
Да! Должное с почтеньем отдаю
Суровой музе гордости и мщенья
И даже сам порою устаю
От всесогласья и от всепрощенья.
Но всё равно пленительно мила
Игра, забава в этом мире грозном —
И спица-луч, и молния-игла,
И роспись на стекле морозном.
1979
«Скрепляют болезни и смерти…»
С. Н.
Скрепляют болезни и смерти
Отчётливость памятных мет
И сумрачных десятилетий
Понурый и грубый цемент.
Когда эта птица мне пела,
Сквозь пенье её угадал
В основе грядущего дела
Простой и смертельный металл.
И всё же — не твёрдость, не холод —
Моя кряжевая судьба.
Спасибо за то, что не молод
Я был, когда понял себя.
1979
«Чайка летит над своим отраженьем…»
Чайка летит над своим отраженьем
В гладкой воде.
Тихо, как перед сраженьем.
Быть беде.
1979
Я уже за третьим перевалом.
Горных кряжей розовая медь
Отцвела в закате небывалом.
Постепенно начало темнеть.
Холодно. Никто тебя не встретит.
Камень в бездну канул из-под ног.
Лишь внизу, в долине, робко светит
Отдалённой сакли огонёк.
Пой для храбрости, идя в долину!
Пой погромче, унимая дрожь!
Или помолись отцу и сыну.
И тогда наверное дойдёшь.
1980
«Можно ли считать себя счастливым…»
Можно ли считать себя счастливым
В день, когда туманы над заливом
Так печальны, мутны, неземны?
Можно ли считать себя несчастным
Когда рядом в образе неясном
Предстоят деревья, словно сны?
И со мною соотнесены…
Чувствую себя и к ним причастным
1980
