Стихотворения | страница 43




Жаль юношу Илюшу Лапшина,

Его война убила.

За что ему столь рано суждена

Солдатская могила!


Остались письма юноши домой.

Их суть прекрасна.

А та, что не успела стать вдовой,

Его ждала напрасно.


Он был когда-то маменькин сынок

И перцу до войны не нюхал.

Но был мечтатель с головы до ног.

И вышел крепок духом.


И, вылетев из доброго гнезда,

Он привыкал к недолям.

И понимал, что горняя звезда

Горит над ратным полем.


А кто сказал, что с самых нежных дней

Полезней опыт слёзный

И что высокий дух всего верней

Воспитывают розгой?


В профессорской квартире, где он жил,

В квартире деда,

Бывало, сизой тучей дым кружил

И за полночь текла беседа.


Мы прямо в сад сигали из окна,

Минуя двери.

Я помню откровенность Лапшина,

Признанья в общей вере.


Вокруг весна, рассветная Москва,

Восторженные прозелиты.

Зарю поддерживали дерева,

Как тёмные кариатиды.


Здесь за глухим забором и сейчас —

Тишайший Институтский,

А в двух шагах, торжественно светясь,

Ампир располагался русский.


Здесь улицы и парки Лапшина,

Здесь жил он, здесь учился в школе, —

Но чёрной тучей близилась война.

И мы расстались вскоре.


Расстались. Как ровесники мои —

Навеки расставались.

И я не ведал о судьбе Ильи,

Покуда не отвоевались.


Прощай, Илья, прощай, Москва тех лет,

Прощай, булыжник Божедомки,

Больничный сад, где на воротах лев.

Весны блаженные потёмки.


Прощай и ты, рассветная звезда,

Подобная сияющему глазу.

И всё прощай, что прервалось тогда,

Жестоко, может быть, но сразу!..


1978


«Я рос соответственно времени…»


Я рос соответственно времени.

В детстве был ребёнком.

В юности юношей.

В зрелости зрелым.


Потому в тридцатые годы

я любил тридцатые годы,

в сороковые

любил сороковые.


А когда по естественному закону

время стало означать

схождение под склон,

я его не возненавидел,

а стал понимать.


В шестидесятые годы

я понимал шестидесятые годы.

И теперь понимаю,

что происходит

и что произойдёт

из того, что происходит.


И знаю, что будет со мной,

когда придёт не моё время.

И не страшусь.


1978


«Был ли счастлив я в любви…»


Был ли счастлив я в любви,

В самой детской, самой ранней,

Когда в мир меня влекли

Птицы первых упований?


Ах! в каком волшебном трансе

Я в ту пору пребывал,

Когда на киносеансе

Локоть к локтю прижимал!


Навсегда обречены

Наши первые любови,

Безнадёжны и нежны

И нелепы в каждом слове.


Посреди киноромана

И сюжету вопреки

Она ручку отнимала

Из горячечной руки.


А потом ненужный свет

Зажигался в кинозале.

А потом куда-то в снег

Мы друг друга провожали.


Видел я румянец под

Локоном из тёплой меди —

Наливающийся плод