Да, странным было для него
То ледяное рождество,
Когда солдатские костры
Всю ночь во тьме не гасли.
Он не хотел ни слов, ни встреч,
Немела речь,
Не грела печь,
Студёный ветер продувал
Евангельские ясли.
Волхвы, забившись в закутки,
Сидели, кутаясь в платки, —
Пережидали хаос.
И взглядывали из-за штор,
Как полыхал ночной костёр,
Как пламя колыхалось.
«Волхвы! Я понимаю вас,
Как трудно в этот грозный час
Хранить свои богатства,
Когда весёлый бунтовщик
К вам в двери всовывает штык
Во имя власти и земли,
Республики и братства.
Дары искусства и наук,
Сибирских руд, сердечных мук,
Ума и совести недуг —
Вы этим всем владели.
Но это всё не навсегда.
Есть только ангел и звезда,
Пустые ясли и напев
Той, ледяной свирели».
Да, странным было для него
То ледяное рождество
Семнадцатого года.
Он шёл и что-то вспоминал,
А ветер на мосту стенал,
И ангел в небе распевал:
«Да здравствует свобода!»
На мосте грелись мужики,
Весёлые бунтовщики.
Их тени были велики.
И уходили патрули
Вершить большое дело.
Звезда сияла. И во мгле
Вдали тревогу пел сигнал.
А рядом «Интернационал»
Свирель тревожно пела.
Шагал патруль. Вот так же шли
В ту ночь седые пастухи
За ангелом и за звездой.
Твердя чужое имя.
Да, странным было для него
То ледяное рождество,
Когда солому ветер грёб
Над яслями пустыми.
Полз броневик. Потом солдат
Угрюмо спрашивал мандат.
Куда-то прошагал отряд.
В котле еда дымилась.
На город с юга шла метель.
Замолкли ангел и свирель.
Снег запорошивал купель.
И всё в снегу затмилось…
1967
СОЛОВЬИ ИЛЬДЕФОНСА-КОНСТАНТЫ
Ильдефонс-Константы Галчинский дирижирует
соловьями:
Пиано, пианиссимо форте, аллегро, престо!
Время действия — ночь. Она же и место.
Сосны вплывают в небо романтическими
кораблями.
Ильдефонс играет на скрипке, потом на гитаре,
И вновь на скрипке играет Ильдефонс-Константы
Галчинский.
Ночь соловьиную трель прокатывает в гортани.
В честь прекрасной Натальи соловьи поют
по-грузински.
Начинается бог знает что: хиромантия,
волхвованье!
Зачарованы люди, кони, заезды. Даже редактор,
Хлюпая носом, платок нашаривает в кармане,
Потому что ещё никогда не встречался
с подобным фактом.
Константы их утешает: «Ну что распустили
нюни!
Ничего не случилось И вообще ничего ж
случится!
Просто бушуют в кустах соловьи в начале июня.
Послушайте, как поют! Послушайте: ах, как
чисто!»
Ильдефонс забирает гитару, обнимает Наталью,
И уходит сквозь сиреневый куст, и про себя
судачит:
«Это всё соловьи. Вишь, какие канальи!
Плачут, чёрт побери. Хотят не хотят, а плачут!..»
1967
