— Оливер, у тебя кровь, — хрипло прошептала я. Это звучало так жалко и тихо, что я была уверена, он меня не услышал.
— Да-а-а, — протянул он, проводя по засохшим пятнам рукой. — Милана, прости, я должен уйти, а то Фред один не справится, — он стиснул челюсти, провел по мне взглядом и вышел.
— Оливия, — начала тихо я. — Ты так ждала этого бала, а тут… Еще и меня пришлось спасать,
— сказала я, а потом сделала вывод: — Глупая я, одни проблемы со мной.
— Дура ты! — заплакала Оливия. — Мы так за тебя переживали. Мы чуть с ума не сошли.
Когда нам Эван сказал… — подруга шмыгнула носом. По ее щекам, не переставая, текли слезы, а голос дрожал. — А когда мы увидели кровавую дорогу… — Оливия зарыдала сильнее. — Дура ты!
Сорвавшись с места, она упала мне на ноги. От удивления мои глаза широко раскрылись.
Я действительно дура! Я хотела положить ей руку на плечо, как-то утешить, но рука не шевелилась, и мне было очень стыдно.
— Оливия, — только и прошептала я.
Подруга села. Ее изящные ручки были так сильно сжаты в кулаки, что ногти оставляли розовые следы на ладонях. Она стряхнула слезы, и поспешила встать.
— Я пойду скажу, что ты пришла в себя, а то… — Оливия запнулась, — твой дядя волнуется.
Дядя? Откуда она знает, неужели Джеймс сказал? Волноваться уже было поздно.
Я вспомнила про велосипед:
— Велосипед забери.
Оливия остановилась в дверях и развернулась:
— Какой велосипед? — удивленно спросила подруга.
Я посмотрела туда, где недавно стоял Оливер. Велосипед, который он вкатил, оказался инвалидным креслом.
— Никакой, — выдавила из себя я.
Оливия вышла. Я непонимающе смотрела на инвалидное кресло, а потом меня затрясло.
Я схватилась за ноги: на месте, если это так, то зачем кресло?! Ужасные догадки терзали мою голову.
В комнату вошла Оливия, следом за которой влетел Джеймс:
— Я что, зря тебя из зала выталкивал?! — сходу начал упрекать он.
— Давай ты просто скажешь, что я плохая?
— Да, — сказал дядя и, приподняв, обнял меня. — Как ты?
— Согласно 51 статье конституции — я имею право не сообщать о себе никакой информации.
Джеймс вопросительно посмотрел на Оливию, она пожала плечами и сказала:
— Я же говорила, с ней не все в порядке.
Я вздохнула:
— Хорошо я, только все болит.
— Естественно. Столько синяков, ссадин, крови, — сказал дядя, понижая голос. — Я приглашу медсестру.
— Не надо.
Я попыталась встать, чтобы доказать что со мной все в порядке. Мало того, что далось мне это тяжело, так еще, как я только встала, сразу же рухнула обратно на диван. Ступни невыносимо заболи, словно я встала на острые ножи, и они разорвали всю кожу. Раны щипало и жгло.
