Джозиана с любопытством рассматривала незнакомца, молча стоявшего перед ней и не отрывавшего от всадницы напряженного взгляда карих глаз. По одному только этому взгляду мужчину можно было принять за знатного ссыльного (хотя весь его вид выдавал обычного «белого раба») — столько в нем было независимости и гордости! Черные, грубо сшитые штаны из домотканой материи и изрядно поношенные туфли, а также широкий кожаный, давно выцветший ремень, составляли одежду этого человека. На обнаженном торсе четко выделялись бугры мышц, такие же твердые холмики были видны на руках, заведенных за спину, в которых, как показалось Джозиане, он что-то прятал.
Лицо мужчины было грязным, поросшим щетиной, но не лишеным привлекательности, хотя его очень портил ужасный шрам под левым глазом, оно больше подходило наемнику или разбойнику. Видимо, ему было лет тридцать — тридцать пять, но Джозиана, не задумываясь, дала все сорок.
Мужчина не собирался убегать, он стоял, широко расставив ноги, гордо подняв голову и ветер шевелил выгоревшие на солнце волосы. Молчание затягивалось и Джозиана, желая нарушить его, спросила:
— Кто вы? Что вы здесь делаете?
Человек ответил сразу:
— Мое имя Кинг Сэлвор. Моя цена — двадцать фунтов, ровно двадцать, ни больше, ни меньше.
— Меня не интересует ваша цена, — холодно произнесла Джозиана.
— Извините, но я думал, что хозяйка должна знать цену своего товара.
— Вас покупал мой отец, а не я. Если вы неудовлетворены той ценой, которую за вас заплатили, то обратитесь к моему отцу — он удовлетворит ваши пожелания.
Кинг начал разговор словами, которыми хотел вызвать недовольство дочери губернатора, но он не знал, с кем имеет дело. В свои двадцать пять лет Джозиана славилась умением искусно вести спор и не раз ставила своих оппонентов в глупейшее положение, поэтому не всякий рисковал состязаться с ней в остроумии, зная ее острый язычок.
— Признателен вам за совет, миледи, но боюсь, не смогу им воспользоваться.
— Отчего?
— Опасно!
— Отец плохо обращается с вами?
— Раб не может быть доволен своим хозяином.
— Почему вы унижаете себя?
— Раб — вещь, а вещь не имеет свойства унижаться.
Разговаривая с Кингом, Джозиана не переставала вспоминать это лицо. Конечно, она не обязана помнить всех рабов своего отца, но взгляд, манеры, голос этого мужчины напомнили ей сцену четырехмесячной давности.
В тот день в Нассау прибыло судно с осужденными преступниками. Плетьми на причал выгнали изможденных людей, еле державшихся на ногах, и выстроили в шеренгу.
