были, с его точки зрения, серьёзным преступлением. Слова, в которых заложена возможность эволюции государства, — это одно, но подстрекательства к свержению власти и продажа секретов государства — совсем другое.
Поэтому когда поступила информация о том, что английский журналист Тед Малкович искал подходы к тому закрытому научному учреждению, где работал Анатолий Германович Серёгин, и несколько раз побывал в общих с Серёгиным компаниях, Нагибин пришёл к выводу, что с диссидентской деятельностью Серёгина пора кончать.
Вспоминая всё это, Нагибин вернулся за стол и ещё раз перечитал бумагу, полученную из Чечено-Ингушетии.
— Итак, лейтенант Юдин… Ещё одна головная боль… Ещё один изменник Родины…
На несколько минут мысли Нагибина опять вернулись к диссидентству.
«Какое дурацкое слово… Диссидентство… Ведь если моего парня, — подумал он о своём сыне, — поймают, к примеру, на прослушивании “Голоса Америки”, то какой-нибудь чрезмерно усердный следователь запросто может прилепить ему клеймо диссидента… Маразм, настоящий маразм… Сколько ребят торчит на чердаках и балконах, слушая “Голос Америки” по вечерам? И ведь нелепость ситуации заключается в том, что я приношу ему домой ту музыку, которая официально запрещена. Я сам приношу. Приношу потому, что знаю, что она нравится ему, нравится многим пацанам. И я твёрдо знаю, что она не наносит никакого вреда никому… Боже, какая всё это глупость! Они танцуют на любом дне рождения под музыку Битлов и Слэйдов, а мы изображаем, что это всё — буржуазная пропаганда!»
Нагибин мысленно вгляделся в лицо своего сына.
«А что я, собственно, знаю про моего парня? Какой жизнью он живёт?»
* * *
Едва раздался звонок, школьники дружно зашевелились, зашелестели тетрадки, защёлкали замочки портфелей.
— Разве я закончила урок? — громко спросила Галина Семёновна. — Запишите домашнее задание!
Она была классным руководителем «восьмого-Б», трудного, почти неуправляемого класса, в котором числилось сорок два человека. Половина из них именно числилась, а не училась — прежде всего мальчики. Некоторые даже не пытались скрывать своего отвращения к школе, ходили на уроки кое-как и только мешали остальным, открыто хамили учителям, нагло срывали занятия, устраивали потасовки на переменах. Несколько мальчиков состояли на учёте в детской комнате милиции.
Галина Семёновна строго свела брови и громко постучала указкой по столу. Она была мягким человеком, хоть и старалась всеми силами придать своему облику побольше суровости. Классный руководитель — роль незавидная.
