Смеляков оглянулся, с его стороны не было никаких людей. Он подошёл к Воронину и с нескрываемой гордостью сообщил:
— Я вчера в театр прорвался.
— В какой? — спросил Воронин, глядя вдоль переулка.
— Большой! Представляешь, с контрамаркой повезло! — глаза Смелякова загорелись. — Я на авось к театру пошёл…
— Понравилось? Что смотрел?
— На «Спартака» попал! Это что-то потрясающее!
— Счастливчик. А я не разу не видел, — Воронин проследил глазами за выехавшим из ворот посольства автомобилем, сунул руку в карман и что-то записал. Виктор хорошо знал это движение руки лейтенанта.
— Максимова и Васильев танцевали. Я до этого никогда не смотрел балет, а тут сразу такое зрелище! Махина! Чудо! — Виктор, продолжая говорить, развернулся к своим воротам.
— Максимова красивая? — поинтересовался Воронин. — Говорят, у неё божественная фигура.
— Великолепная! И лицо удивительное. Я далеко сидел, наверху, но видел всё так ясно, так отчётливо! Не думал, что люди могут двигаться так красиво. Она, знаешь, почти плавала по воздуху…
— А что тебя вдруг на балет потянуло?
— Ирина Алексеевна много рассказывала о балете.
— Кто такая Ирина Алексеевна?
— Она этику и эстетику нам читала, — разъяснил Смеляков и едва заметно скосил глаза во двор, где фыркнул двигатель автомобиля. — И она рекомендовала нам прочитать, ну, для общего развития, статью Толстого «Об искусстве».
— Льва Толстого?
— Льва.
— А что он такого там наваял?
— Ужас что! — Смеляков переступил с ноги на ногу. Автомобиль на территории посольства дал задний ход и заехал за угол здания гостиницы. — Толстой написал, что балет, в котором полуобнажённые женщины делают сладострастные движения, это ни что иное как разврат. И что образованному человеку балет не может нравиться.
— Так и написал?
— Да, я был просто потрясён, — Виктор покачал головой и развёл руками. Со стороны Кропоткинской улицы[28] на большой скорости подъехала зелёная «тойота» и, резко затормозив, влетела в распахнувшиеся ворота. — Балет для Толстого — зрелище несносное и подходящее только для молодых лакеев. Это почти дословно… — Виктор успел разглядеть сидевшего за рулём человека, это был сотрудник безопасности посольства. Но пассажира справа от него Виктор не узнал, так как тот посмотрел в ту минуту в правое окно. Виктору бросились в глаза его массивные наручные золотые часы. — Не понимаю Льва Николаевича… Кажется, умный человек, классик, имя-то мирового масштаба, а с такой, знаешь, жёлчностью и нетерпимостью говорит… Такими словами может швыряться только крайне ограниченный или абсолютно несведущий человек.
