— Мадмуазель, поскольку вы изволите думать, что я вас люблю и поскольку это вам не по душе, я сделаю все от меня зависящее, чтобы не оскорблять вас своим чувством.
— Меня надо любить! Я желаю этого, д'Артаньян! Но меня следует любить так, как я того заслуживаю, то есть капельку меньше. Поглядите на себя, поглядите на меня. Очнитесь. Такой воин, как вы, и такая девушка, как я?
И Мари подарила ему одну из своих улыбок. Овеществленные впоследствии на бумаге, они произвели на мир потрясающее впечатление.
— Я чувствую, что всегда буду далек от вас, всегда у подножья стен.
Мари помотала головой.
— Д'Артаньян, д'Артаньян, мне следует преподать вам два-три урока.
— Я буду учиться вечно, мадмуазель. Начните сейчас!
— Вот первый из них, мой шевалье, и вы повторите его сегодня на сон грядущий. Вы меня слышите?
— Я вас слышу, но мадмуазель дю Колино дю Валь слышит вас, по-моему, тоже
— Оставим это пока, д'Артаньян. Учтите, любовь — чувство не слишком серьезное.
Мари приблизилась к мушкетеру. Взяла его руки в свои. Заглянула ему в глаза. Улыбнулась.
Жюли дю Колино дю Валь сжала крепче кулаки, и ногти вонзились в ее ладони.
Д'Артаньян стремительно шел по направлению к своей гостинице. Мари только что сказала ему все и вместе с тем ничего не сказала.
Его неотступно преследовала одна и та же мысль: она знала о его любви и, если это не было насмешкой, она поместила его в драгоценном ларчике своего сердца, заботливо прикрыв батистовым платочком.
Д'Артаньян считал в молодости, что будет сражен вихрями свинца и погребен под грудами земли — место последнего упокоения многих воинов.
Он вовеки не помышлял о ларчике под батистом.
Значение его имени, даже не для него самого, человека простого, а для потомков, которые льнут ухом к прошлому, не представлялось ему чем-то существенным. Отзвук, который льстит самолюбию и смущает, но не более этого.
Размышления д'Артаньяна были прерваны суетой у входа в его гостиницу, там сновали какие-то люди.
Все крутилось и вращалось вокруг мужчины благородной наружности с красивым лицом кастильца и зычным голосом, этот мужчина возлежал на устланных подушками носилках.
Два негра-великана со скрещенными на груди руками бесстрастно замерли за спиной своего господина.
А тот распоряжался насчет ужина, и его приказы привели в ужасное затруднение служанок прекрасной Мадлен.
— Затем вы возьмете вот эту серебряную кастрюлю, бросите туда крупицу соли, вы слышите, крупицу, и сварите в ней яйцо. Не забудьте добавить столовую ложку амоктильяндского вина. Потом сделайте телячью вырезку размером… О, мой дорогой д'Артаньян! Вы застаете меня за работой…
