Vox Humana | страница 20



Колесован снег и след.
Вырисовывает Смольный
Свой китайский силуэт.
Словно поднятые пальцы –
Боковые купола…
Время, выведшее, сжалься
Над ладонью из стекла.
Первой льдиной, легче дыма,
Рассыпается собор:
В горнах дней неуловимо
Тает выспренный фарфор.
Неужели, неужели
Мы навек осуждены,
Вместе с замыслом Растрелли,
У Китайской лечь стены?..
… Из-под палок Николая
Госпиталь кровавый встал,
И Кропоткин, убегая –
Азиатчины бежал.
1933

«Когда на выспренные стены…»

Когда на выспренные стены
Прозрачная спадает тишь, –
Ты – снова ты, мой город тленный,
И раковиной ты шумишь.
Дрожат твои пустые створки –
Надломленный веками щит…
Пускай витийствующий Горький
О братстве вычурно кричит:
Мы не приветим, не приемлем,
Своими мы не ощутим
Ни их размеренные земли –
В веках мертворожденный Рим, –
Ни сон, который смутно снится
Слепцам на скифском берегу,
Где Русь – высокая волчица –
Легла. И стонет на снегу.
1929, 1930

III

«Лепным прибоем, пеной в просинь…»

Лепным прибоем, пеной в просинь
На площадь вылетел дворец –
И дивной арки Карло России
Над нами тяжкий был венец.
Под ветром выстывало тело,
Нет, не по-прежнему, не так…
И мостик Певческой Капеллы
Двойной и гулкий принял шаг.
… А по ночам, лицом в подушку,
Мой друг, мне можно вспоминать:
Здесь Блок бродил, здесь умер Пушкин,
Здесь мы не встретимся опять.
1932

«Еще не выбелен весной…»

Еще не выбелен весной
Наш вечер. Льды не тонут.
Здесь всё воспето было мной,
И только Петр – не тронут.
Меня учила с детства мать,
Тому назад, когда-то,
В молчаньи подолгу стоять
Под аркою Сената.
Да, здесь, где был, сквозь лед, огонь
И воду – век распорот,
Поставлен миру на ладонь
Наш неизбывный город.
1932

«Отдай обратно мне мои слова…»

Отдай обратно мне мои слова.
Зачем Тебе высокий строй и нежность? –
Для нас двоих была тогда Нева
Такой большой, прославленной и снежной.
Со мною дни нещадно сводят счет,
Всё тяжелей в висках биенье крови.
Как дивно мне, что так очерчен рот
И так легки мальчишеские брови.
Когда-нибудь, измучившись сперва,
Когда в борьбе Твои ослабнут силы,
Я с губ Твоих сниму все те слова,
Которых я Тебе не говорила.
1932

«Какое солнце встало, озарив…»

Какое солнце встало, озарив
Твой город, теплый, словно стенки горна:
Кроваво-красным кажется мне шрифт
В разлете книг, хотя он – просто черный.
Смотри, чтоб то, что начато Невой,
Не обернулось Зимнею Канавкой.
Мне лучше быть не женщиной живой,
А так, двухцветной книжною заставкой:
Чтоб покрывался пылью легкий дом,
Не стали дни ни лучше, ни тревожней,
Чтоб наугад, когда-нибудь, потом,